Да, это правильно, окончательно решила Кристи, — продолжать жить так, как будто бы я никогда и не встречалась с Айвором Холдейном…
Но в Ботаническом саду, выбирая саженцы, девушка вдруг заметила, что не думает о том, что делает.
Она бросила взгляд на аллею, по которой гуляли родители с детьми, и удивилась, почему раньше не обращала на такие вещи внимания.
Сердце Кристи сжалось от одиночества, и она вдруг поймала себя на том, что, осматривая выставку, присматривает не те растения, которые нужны ей для своего дворика, а к тем, что украсили бы дом Айвора и его сад.
Нет уж, пусть этим занимается Гейл, одернула себя Кристи. Хотя Айвор говорил, что она не интересуется бытом… Или это просто обычная мужская хитрость — порицать свою прежнюю пассию, чтобы поймать в сети новую?
Ведь я лежала с Айвором в их общей с Гейл постели! — вдруг осенило Кристи, и она впала в оцепенение.
Холодная испарина выступила на ее лбу. Она испытывала такое горькое чувство вины, что уже не могла заниматься тем, ради чего приехала в ботанический сад, и решила отправиться домой.
Кристи вбежала в гостиную, и взгляд ее сразу же упал на фотокарточку родителей. Что бы подумали они о поведении своей дочери… которая изменила тем ценностям, верность которым поклялась хранить?
Раздался звонок в дверь, и с фотографией в руках Кристи пошла открывать.
Увидев стоящего на пороге Айвора, она оцепенела, и фото выскользнуло из ее пальцев.
Поймав карточку, он затворил за собой дверь и прошел в прихожую.
— Что с тобой? Ты не здорова?
Кристи посмотрела ему прямо в глаза, и ей вдруг захотелось выложить все, что накипело на душе.
Как можно быть здоровой, сказала бы она, когда презираешь себя, раздавлена своей виной и сознанием любви к человеку, с которым не суждено быть вместе, когда рухнули устои, на которых основывалась жизнь?..
Но Кристи молчала, опасаясь дать выход тем своим чувствам, которые необходимо постоянно держать под контролем рассудка.
Зачем он пришел? — недоумевала она. Ведь я сказала, что больше не хочу с ним видеться. А в том, что касается коттеджа, у него есть надежные поверенные, которые знают свое дело. Неужели им овладела тоска? Что ж, это можно понять.
Но о чем думает Гейл? Нельзя же так надолго оставлять мужчину одного!
Кристи почувствовала, что задыхается, и впилась ногтями в ладони, чтобы подавить тягостное томление. Иначе она рисковала потерять самообладание и решимость.
— Уйди, пожалуйста, я не хочу тебя видеть, — пробормотала она сухо.
Девушка не глядела на Айвора, но ощущала излучаемое его телом притяжение.
— Нам ведь есть что обсудить… — начал он.
Вот оно! Кристи ждала этого объяснения с той самой минуты, как проснулась в его постели и вспомнила о Гейл. Он пришел умолять ее, чтобы она не выдала их общей тайны… чтобы это не дошло до Гейл. Он ведь говорил, что спокойствие этой женщины для него важнее всего.
Любовь и страдание обуревали Кристи.
Неужели Айвор думает, что я из тех женщин, которые готовы сделать свои романы достоянием гласности, дабы больнее уязвить соперницу? Вероятно, он считает меня именно такой. То, как я вела себя в постели, можно расценить и как вызов Гейл.
— Все в порядке, — пробормотала Кристи, все еще не решаясь поднять глаз. — Я поняла, зачем ты пришел. Не волнуйся, о том, что было между нами, никто не узнает. Неужели ты думаешь, что я могу хотеть огласки? Что я этим горжусь? — С величайшим трудом подавляла она закипавшую ярость. — Так вот, довожу до твоего сведения, что на самом деле все обстоит не так. Меньше всего я стремлюсь допустить, чтобы кто-то узнал про нас с тобой. Я из-за этого сгораю со стыда, я из-за этого больна, я сама себе отвратительна! Но ты еще отвратительнее меня…
И тут Кристи наконец подняла глаза и встретила уничтожающий взгляд Айвора.
Он приблизился к ней на шаг.
Она вздрогнула, и он остановился.
— Можешь быть спокойна, Кристи. Я больше не прикоснусь к тебе и не заставлю испытывать отвращение. Но ты ошиблась, я пришел сюда вовсе не для того, чтобы просить о сохранении тайны…
Сейчас он поинтересуется, не беременна ли я, предположила Кристи. А что бы я ответила на этот вопрос до поездки в Испанию? — вдруг промелькнуло у нее в голове. Хорошо, что Айвор не пришел тогда!
Мучительная боль пронзила сердце Кристи. Если бы она была беременна и Айвор про это узнал, то он, скорее всего, спокойно и решительно потребовал бы, чтобы она сделала аборт, мотивируя это тем, что их отношения с Гейл любой ценой должны были быть сохранены. А в страданиях Кристи, сказал бы он, виновата она сама.
— Я знаю, что ты имеешь в виду, — заявила девушка. — И отвечаю: нет и еще раз нет!
Фотокарточка все еще была у Айвора в руках. Он поставил ее на стол, поправляя рамку, как будто это было сейчас очень важным, а когда Кристи немного успокоилась, осторожно спросил:
— А ты уверена, Кристи, что им хотелось бы для тебя такой жизни: одинокой, без любви… стерильной?
— По какому праву ты говоришь со мной о них? — вскинулась она. — Почему ты не уходишь?
Айвор молча повернулся и вышел.
Кристи закрыла за ним дверь и навесила цепочку, хотя здравый смысл подсказывал ей, что он уже больше никогда не придет и незачем соблюдать осторожность.
Она окинула взглядом гостиную. Теплые золотые зайчики закатного солнца весело играли на стенах и потолке, но их тепло не могло растопить ее мертвого, ледяного отчаяния.
— Ты не забыла, что завтра собрание членов комитета? — раздался в трубке бодрый голос Дорин.
— Нет.
— Ну, так я за тобой заеду, хорошо? В половине восьмого, — уточнила та.
Положив трубку, Кристи поморщилась. Как же ей туда не хочется! И в то же время необходимо занять себя, хотя бы для того, чтобы отвлечься.
Вернувшись с работы, она сразу переоделась в цветастую блузочку, а сверху набросила легкий цвета овсяной муки джемпер.
В сумку Кристи положила блокнот и две шариковые ручки, предположив, что ее, возможно, попросят вести протокол.
Опыт участия в подобных делах говорил, что собрание будет бестолковым и непродуктивным, но постепенно все утрясется и праздник получится таким же, как всегда, вызвав небольшие затраты и дав каждому из участников самодовольное сознание, что он тоже внес свою лепту.
Что это со мной? — удивилась Кристи. Никогда еще я не относилась к человеческому энтузиазму с таким откровенным презрением. Но потом девушка поняла, откуда проистекает этот цинизм — она потеряла самоуважение, стала себе отвратительна.
Дорин приехала в условленное время.
