Марченко меня удивил. Несмотря на то что все складывалось против него и реакция цеха явно не выражала симпатии к гореловской группе, он был спокоен и даже улыбался, делая своим успокаивающие знаки.
Терешников сверил показание Колесова с письмом:
— Да, почерк один и тот же… — подтвердил он. Вид у него был растерянный. — Продолжайте, Маргарита Тихоновна. Очень интересно…
— В пятницу около семи вчера мы демонстративно сняли охрану с квартиры и вроде бы отправились на собрание, то есть создали видимость, что Книга не охраняется. Разумеется, мы только переместились в другое место и продолжали наблюдение за домом. Когда стемнело, по своевременной наводке Шапиро, появились гости. Их было четверо, двое поднялись наверх. Через полчаса они спустились, у одного в руках была Книга Памяти. Племянник Максима Даниловича был вместе с ними. Мы не могли рисковать ни его жизнью, ни Книгой… Результат известен: трое диверсантов были ликвидированы, один взят в плен. Пока мне больше нечего добавить…
— Ваша позиция понятна, — сказал Терешников. — Теперь заслушаем товарища Марченко. Ему придется нам многое объяснять.
Марченко дерзко оглядел толпу:
— Ну, что ж… Товарищ Селиванова произнесла зажигательную речь… Не знаю, как завладеть мне теперь вашим вниманием. Пожалуй, и слушать не захотите. Как же, и письменные свидетельства есть! Ждете небось, что я сейчас паду на колени: простите, люди добрые, каюсь, по моему приказу убили лучшего из лучших — библиотекаря Вязинцева! Судите, братцы, построже! Это я, мерзавец, натравил своих извергов на широнинскую читальню! Я, лихач бессовестный, на грузовике задавил читателя Егорова!
— Воспринимать это как признание? — презрительно спросила Маргарита Тихоновна.
Цех взорвался криками. В адрес Марченко уже полетели оскорбления. «Мразь! Подонок!» — шумели наши соседи. Глаза Маргариты Тихоновны светились яростным торжеством.
— Товарищ Марченко, не юродствуйте, — недовольно буркнул Терешников. — Говорите по существу!
— Сейчас, — горько произнес Марченко, — начну… Только у моего рассказа есть эпиграф, если позволите. Живой эпиграф… — он сделал жест.
Двое наблюдателей вывели закутанного в простыню Колесова. Он с трудом переступал ногами, фиолетовый набрякший отек почти поглотил правый глаз, разбитый рот опух, бледный мученический лоб пересекала черная прядь, похожая на ласточкин хвост. Увидев Маргариту Тихоновну, Колесов попятился, застонал и беззащитно, по-детски прикрыл лицо ладонями.
Марченко подошел к нему.
— Вадим Леонидович, — запричитал он, — ты потерпи, родной… — осторожно снял простыню, затем посторонился, держа ее, как тореро плащ. Были видны лишь разбитое лицо Колесова и ноги до колен.
— Вот так допрашивает широнинская читальня! — Марченко, точно заправский фокусник, убрал простыню.
Тело Колесова покрывали многочисленные алые порезы, на животе и груди отвратительно багровели язвы ожогов, повторяющие контуры утюга.
Марченко обвел собрание гневным взором:
— В концлагерях над пленными так не измывались! Вадим Леонидович, покажи спину!
Колесов медленно повернулся, и Марченко подтвердил увиденное:
— Широниская читальня возродила древнее палаческое средство — нарезание ремней!
На щеках Маргариты Тихоновны выступили красные пятна:
— Товарищи, не верьте… — она беспомощно оглянулась.
Марченко, сполна насладившись всеобщим замешательством, перешел на визг:
— Да любой из вас после подобных пыток сознается даже в убийстве Тутанхамона! Показания, выбитые широнинскими садистами, — это кровавый блеф! Вадим Леонидович, сам скажи…
— П-простите, товарищи… — вымолвил, заикаясь, Колесов. — Я… Я… — К моему удивлению, он начал врать: — Мы… мы приехали, Селиванова спросила: «Где деньги?». Я передал пакет, А-а-лик п-попросил книгу, Шапиро дал, а она запакована. Алик стал разворачивать, Селиванова говорит: «Вы нам не доверяете». А я говорю: «Доверяй, но проверяй». Они пригрозили забрать Книгу, я им: «Тогда деньги отдайте или мы в Совет пожалуемся», — а Селиванова: «Никуда вы не пожалуетесь!» — и шилом Алика в шею… — Тут Колесов разрыдался. — Я отказываюсь от всех показаний! Фашисты проклятые! Твари! — он ткнул пальцем в нашу группу. — Я отказываюсь! Фашисты! Отказываюсь!
— Это же провокация! — звонко крикнул Луцис. — Посмотрите, да у него раны совсем свежие! Гореловские его сами только что разукрасили! — но его слова потонули в общем шуме.
Было ясно, Марченко махом отыграл свои позиции:
— Наш читатель Колесов оклеветал себя под чудовищными пытками. Прошу считать его письменные показания недействительными!
— Клянусь! — Маргарита Тихоновна, приложив руку к груди, увещевала собравшихся. — Ну, может, пару раз двинули для острастки! Никто его не пытал!
— Я потрясен! — сказал Терешников. — Не знаю, что и сказать… Во всяком случае, пока не выслушаю позицию товарища Марченко.
— Уважаемые единомышленники, — начал тот, едва шум чуть поутих. — Вчера мы потеряли трех товарищей, один изувечен. Доброе имя нашей читальни облито грязью… А началось все, когда библиотекарь Вязинцев предложил мне приобрести нелегализованную в Совете библиотек Книгу Памяти.
— Вы бессовестно лжете! — вскрикнула Маргарита Тихоновна.
— Селиванова, не перебивайте, — встрял Терешников. — Вас слушали внимательно. Продолжайте, товарищ Марченко.
— Посредничество между нами осуществлял читатель Борис Аркадьевич Шапиро. Некоторые пытались здесь выставить его в виде злого гения широнинской читальни, но у меня на этот счет сложилось иное мнение… Вязинцев назначил умеренную цену — десять тысяч долларов. Наша читальня быстро разрослась, одной книги не хватало. Вязинцев же объяснял свой поступок тем, что денег на легализацию в Совете библиотек у них нет. В качестве аванса Вязинцев получил от нас задаток в пять тысяч. Увы, никаких бумаг у нас нет, да и не могло быть. Все делалось под честное слово…
— Мер-р-завец!
— Кто? Вязинцев? О, не ругайте его, — гадко улыбнулся Марченко. — О покойниках или хорошо, или…
— Вы! Вы — мерзавец! — клокотала Маргарита Тихоновна. — Двуличная тварь! Убили Вязинцева, а теперь еще и пытаетесь оболгать его!
— Я попрошу! — вдруг разозлился Терешников. — Последнее предупреждение!
— Благодарю, товарищ Терешников, — Марченко с издевкой поклонился и затем продолжил: — Книгу мы, разумеется, не увидели. Шапиро говорил, что в день смерти у Вязинцева вроде были деньги — наш аванс, который пропал. На просьбы рассчитаться с нами широнинцы отвечали что-то невразумительное про траур и просили повременить. Месяц за месяцем нас через Шапиро кормили отговорками, возвратить аванс отказывались. Оставалось ждать и надеяться на порядочность широнинской читальни. Мы долго не хотели признаваться себе, что нас попросту кинули. Обратиться с жалобой в Совет не решались — сговорившись с Вязинцевым о Книге, мы сами преступили закон. Расписок не было, и в случае чего широнинцы бы всегда открестились от нас. Словом, мы попали в ловушку… Неделю назад с нами неожиданно связался Шапиро и сообщил, что широнинская читальня готова продать Книгу, но цена выросла до двенадцати тысяч. Выхода не было, мы, отдав аванс, соглашались переплатить. На встречу я отправил четырех наших читателей. Что с ними произошло, вы знаете. Трое убиты, один изувечен, деньги — семь тысяч — похищены. Это была спланированная финансовая афера. Подробнее расскажет пострадавший товарищ Колесов…
