Терешников изобразил на лице умеренную скорбь:
— Полгода назад мы все здесь оплакивали товарища Вязинцева… Вы знаете, Совет проводил дополнительное расследование. Вязинцев стал жертвой уличных хулиганов. И ваш читатель Егоров, если мне не изменяет память, погиб под колесами какого-то подвыпившего мерзавца, подло сбежавшего с места происшествия. В этих трагедиях можно винить тотальную бездуховность нашего общества, высокий криминогенный фактор, царящий в стране… — Терешников посуровел. — Но вчера гореловская читальня потеряла троих! Я очень надеюсь, у вас найдется достаточно доказательств, чтобы оправдать этот поступок.
Народ в цеху зашумел, обсуждая услышанное. Марченко насуплено кивал словам Терешникова.
— Несомненно, — Маргарита Тихоновна грозно уставилась на Марченко. — Доказательства будут сегодня предоставлены собранию!
— Итак, — огласил Терешников. — Кто хочет начать? Товарищ Селиванова, вы?
— Пускай он!
— Уступаю это право коллеге, — нашелся Марченко.
Терешников поморщился:
— Мы не в школе. Отставить препирательства… Хорошо, заслушаем Селиванову!
Маргарита Тихоновна, чуть прокашлявшись, начала:
— Нынешнее происшествие уходит корнями в события двухлетней давности, когда при странных обстоятельствах нашего читателя Павла Егорова сбил шальной грузовик, — так заключила, исходя из травм, медицинская экспертиза. Я не спешу делать выводы по поводу грузовиков и замечу сразу: факт, что именно этим видом транспорта пользуется гореловская читальня, не является для нас доказательством их вины…
Марченко буркнул:
— И на том спасибо…
По цеху прокатился гул, непонятно, поддерживающий или осуждающий его ремарку.
— Тишина! — строго произнес Терешников и кивнул Маргарите Тихоновне: — Продолжайте.
— Действительно, грузовиков в России много, пьяных водителей тоже хватает, и один задавил нашего товарища Павла Егорова. Несчастный случай. А через месяц здесь, в этом зале товарищ Марченко предложил Максиму Даниловичу принять к нам одного достойного человека, Бориса Аркадьевича Шапиро, происходящего из северодвинской читальни.
— Я протестую! — вскинулся Марченко. — Это не было рекомендацией. Я лишь огласил положение вещей. Кроме меня, там находились представители из Смоленска и Белгорода, а также библиотекари нашего региона — товарищи Буркин, Латохин и Симонян. Они могут подтвердить. Ваш Вязинцев сам взял Шапиро, дескать широнинская читальня недавно потеряла читателя!
— Конечно, конечно, — недобро улыбнулась Маргарита Тихоновна. — Только чего вы вдруг стали оправдываться, товарищ Марченко? Я, кажется, вас еще не попрекала этим Шапиро? Может, заранее предчувствуете, а?
— Я ничего не знаю, кроме того, что вчера были зверски убиты трое моих людей, а четвертый получил тяжелые ранения, мне и моей читальне предъявлены возмутительные, ложные обвинения! — яростно процедил Марченко.
— Ти-ши-на! — в который раз крикнул Терешников, унимая поднявшийся в цеху шум. — Товарищ Марченко, у вас будет время высказать свое мнение. Не перебивайте!
Маргарита Тихоновна, выждав несколько секунд, продолжила:
— Присутствующие наверняка помнят те печальные события. Северодвинская читальня попалась на подделках, после чего была закрыта Советом. Книгу они выдавать отказались, и все, кто пытался оказать сопротивление, погибли в поединке с войсками Совета…
— Но это было официальное решение, — быстро встрял Терешников. — Закон!
— Я и не оспариваю, товарищ Терешников, а напоминаю суть. Единственный, кто выжил из северодвинских читателей — это Шапиро. Чего скрывать, наш регион отнесся с большим сочувствием к событиям в Северодвинске… Тем более с этими подделками дело было темное…
— Товарищ Селиванова! Я попрошу вас!
— Извините, это личное мнение… Одним словом, мы взяли Шапиро к себе. На первый взгляд, читатель идеальный. Максима Даниловича боготворил, услужливый был, восторженный. Шутить любил. Привыкли мы к нему… Вот… А в ноябре со мной произошла неприятность, я поскользнулась и сломала ногу. Лежала дома. Вязинцев носил ко мне Книгу в соответствии с установленным графиком чтений. Я вообще-то была против, не хотела, чтобы Книга покидала стены читальни… Максима Даниловича, как правило, всегда сопровождал охранный эскорт. Шапиро был в курсе графика. Чего он не знал, так это того, что Максим Данилович оставил Книгу у меня и в одиночку, без сопровождающих направился домой… Позволю себе небольшое допущение: если бы Максим Данилович был с Книгой, а нападавшие оказались не просто бандитами, то наша читальня прекратила бы свое существование. — Маргарита Тихоновна умолкла.
Было слышно, как гудит и рокочет ток в неоновых трубках плафонов.
— Из того, что вы рассказали, — нарушил паузу Терешников, — не следует, что Шапиро связан с гореловской читальней и выполнял их волю.
— Минуту терпения. Сейчас все станет ясно… Долго рассказывать, как оформилось мое подозрение. Спишите на женскую интуицию. Может, потому, что в тот злосчастный вечер у меня были многие наши читатели, а вот Шапиро отсутствовал и не располагал сведениями, что Книга не у Вязинцева, и дал сигнал кому следует… — Маргарита Тихоновна вздохнула. — В общем, несчастный случай с Егоровым, появление в нашей читальне Шапиро и гибель Максима Даниловича показались мне взаимосвязанными. До весны я скрывала подозрения, затем сообщила о них товарищам. Они согласились проверить Шапиро. Родственники Максима Даниловича заявили о правах на наследство. Две недели тому я устроила собрание читальни, где сказала, что в опечатанной квартире Максима Даниловича хранится вторая Книга Памяти. Якобы это была тайна, которую он просил меня не разглашать, но теперь, когда объявился наследник Максима Даниловича, Книгу нужно изымать. Шапиро, помню, взволновался и говорил, что за нелегальную Книгу можно выручить огромные деньги, и предлагал свои связи… Два дня назад я связалась с Шапиро и предупредила, что в пятницу у нас обязательный сбор. Возникла проблема — приехал племянник Максима Даниловича. Я назначила изъятие Книги на понедельник. Для достоверности мы подложили наш экземпляр, чтобы посетителям было что похищать. Если бы с ними пришел Шапиро, он раскусил бы нашу хитрость, опознав Книгу, но он, как и предполагалось, явился на сбор и попал под арест. Возле дома была устроена засада…
Чувствовал я себя скверно. Часто звучащее слово «читальня» ассоциировалось лишь с «избой». Получалось, дядя Максим — библиотекарь, люди, окружающие меня, составляли читальню, где он был за главного, а скандал разгорался из-за той самой книжки, найденной Колесовым на дядиной этажерке.
Всякий раз, стоило Маргарите Тихоновне упомянуть нашу с дядей фамилию, лицо окатывал жар, начинали потеть ладони, болезненно подтягивался живот. Когда же разговор напрямую коснулся меня, рот наполнился кислой слюной. Я не хотел выступать.
— Гости нагрянули к Алексею Вязинцеву под видом покупателей, предварительно написав вот это письмо… — Маргарита Тихоновна достала из папки лист и протянула Терешникову. — Можете приложить к протоколу… А вот повинная Колесова, где он подробно рассказывает о связях гореловской читальни, о диверсанте Шапиро и запланированном убийстве Максима Даниловича…
