— Странно, что мы снова у тебя дома…
— Так нет больше дома, котик, — Назаров сокрушенно развел руками. — Я человек не жадный, ты меня знаешь… Ведь не в вещах дело, а в том, что они означали. Дом — это не только стены. Еще существует атмосфера. Ее предметы создают. Понятно, что можно новую мебель купить, аппаратуру…
— Мое ты солнышко… — Вика поцеловала Назарова. Он, чувствуя, что не закончил, не растолковал мысль, недовольно отстранился, отступил на шаг.
— Вот конкретный пример: в Москве старые дома снесли, новые построили. Это что, Москва? Формально да, но по духу — совсем другой город! Мне же не просто диван дорог или там стол письменный, а мои воспоминания, с ними связанные!
— А что мешает о них помнить?
— Ты не понимаешь!..
Назаров завелся, схватил с тарелки сырный ломтик.
— Вот еще пример, — не унимался. Сам чувствовал, что занудствует, но остановиться не получалось. — Живет человек, допустим, в лесу. Уехал, возвращается, а деревья вырубили. Пространство леса осталось. А самого леса нет! Объем воздуха, земли — не равны лесу!..
Вика поставила стакан на стол, обвила Назарова: — Я все понимаю…
* * *
Допили мартини и пошли в спальню. Назаров потрогал матрас, чуть обмякший за пару часов. Сказал: — За неимением лучшего…
Первым снял одежду, лег и смотрел, как раздевается Вика.
Ухоженная. Ноги стройные, бедра без вмятин и рыхлостей, подтянутый живот. Грудь хорошая, самую малость обвисшая от женственной полноты.
Вика легла рядом с Назаровым. Положила голову ему на плечо.
— А как тебе Вадик? — спросила вдруг.
— Чего? — сбился с настроя Назаров. — Вадюха? Нормально…
— Ты бы поговорил с ним…
— О чем?
— Ты разве не видишь?
— Что не вижу?
— Бухает Вадик…
— Чего так сразу… — заступился Назаров. — Может, побухивает… Но это же еще не бухает.
— Чуть не помер зимой. Спьяну поскользнулся, ударился. С легким проблемы были…
— Пневмоторакс… Знаю.
— Я Светку встретила, — продолжала Вика. — Она жаловалась. У Вадика вроде в Белгороде женщина какая-то была. Он к ней мотался. Поговори с ним. Ты единственный, кого он послушает. Он тебя любит…
— Да, — согласился Назаров. — Вадюха меня любит… А про бабу я вообще не в курсе. Он мне не отчитывался.
— Ну, я тебе говорю…
Помолчали. В умиротворенном настроении Назарова стремительно расползалась черная ледяная дыра. Басовой струны будто и не было.
«Ладно, разгонимся в процессе…» — Назаров приподнялся на локте. Поцеловал Вику, взял за грудь. Почувствовал во рту ее горьковатый после мартини язык…
Когда Назаров перекидывал через Вику громоздкую ногу, под коленями неожиданно загулял воздух в подсдувшемся матрасе. Назаров равновесие поймал, но потерял оживший на мгновение бас…
Целуя Вику, напряженно прислушивался к себе — пустота.
Он испугался этого неожиданного дряблого бесчувствия. По телу прошла испарина: «Пиздец, приплыли…»
Оперся на левую руку, а правой попытался исправить ситуацию. «И вот что теперь? — как беспокойные черти прыгали мысли. — Виагру жрать?.. Дожил… Обдрочу и одурачу, поцелую и заплачу…»
Вика тихо засмеялась: — Ну, вот что ты там делаешь?
— Ничего! — разозлился Назаров.
— Давай я тебе помогу…
Она уложила нервного и смущенного Назарова на спину, спустилась нежными поцелуями от груди к низу живота.
«С любым случается», — думал про себя Назаров. А про Вику: «Хорошая, ласковая…»
Вика легла на спину, воспрянувший Назаров навалился сверху.
Вдоволь наслушавшись Викиных протяжных ахов, Назаров решил, что можно и кончить. Резко вышел, Вика как-то очень молодо изогнулась, поза «умирающий балетный лебедь», прильнула быстрым ртом к басовой струне.
— Много так… — вытерла рукой. — Котеночек, я не слишком громко кричала?.. Соседи не испугаются?
— Нормально, они пуганые, — благодарный Назаров аккуратно поцеловал Вику мимо губ, в щеку, чтобы самому в себе не выпачкаться.
— Я в ванную, — Вика убежала, зашумела водой. Через несколько минут вернулась, легла рядом: — Стих вспомнила! Вадик еще на третьем курсе сочинил: «Я любила вас нежно и слизисто…» Эй, заснул, что ли?!
Назаров не ответил. Он уже спал.
* * *
Матрас к утру испустил дух. Назаров проводил Вику до двери — ей на работу к девяти надо было, и провалялся еще до двенадцати, пока Вадюха не поднял звонком: нашел одного из «китайцев».
— Собирайся, братушка, — предупредил. — Где-то через часок буду…
Назаров поднялся, побродил по квартире сомнамбулой. Болела шея — отлежал, трещала голова — вчерашний мартини с коньяком. Выпил цитрамону.
Изжогой саднил пищевод. На такой случай был припасен маалокс, Назаров проглотил ложку суспензии.
Заварил густого, черного, как деготь, чаю. Для бодрости отжался от пола. Всего двадцать повторений смог — с непривычки заломило в плече. Давно зарядку не делал. А ведь по сто раз отжимался — когда в политехе учился и на дзюдо ходил…
Набрал отца: — Пап, помнишь ты говорил, что эти… ну, из туристического бюро, которые новый офис искали… Может, свяжешься? Ну, просто поинтересуйся…
Возле шкафов Назаров тщательно выбирал туалетную книгу. После раздумий схватил Пелевина.
С унитаза поднял дверной звонок. Назаров отложил «Чапаева», наскоро совершил гигиену и пошел открывать.
Выставив руку, Вадюха произнес с порога, точно со сцены:
Глаза отверзлись, как сезам,
Нам дороги — и не ибацца!
Любовь к родному пенелацу!
Любовь к отечес-кин-дза-дзам!
Назаров усмехнулся: — Из Пушкина?
— Из жизни… Ну, что?! Николай Караченцов открыл глаза?!
— Чего? — не понял Назаров.
— Проснулся, спрашиваю? В себя пришел?! — тормошил Вадюха. — К смертному бою готов?! За пятьсот американских шекелей и холодильник «Донбас»?
— Ты пьяный?
— Не, настроение хорошее, и плюс — темперамент… Как вчера прошло? Жеребец?! Ковбой?!. Наза-а-рыч!.. Ну, чё такой квелый?!.
«Похоже, выпил», — подумал Назаров. Вадюха, если принимал, многословил в такой вот дурашливой манере.
— Я у тебя, Назарыч — золото! — нахваливал себя. — За полвечера гада нашел. Вычислил! Спроси меня как, — потянул носом воздух. — Эй, Большой Как! Ты хорошо покакал? Потому что нас ждут ужасные опасности и страшные приключения!..
