Мы не зажигали свет, на камбузе темно, видны лишь слабые отсветы моря и отражение тумана. И все же я вижу, что попала в точку. Хорошо, что мне не видно его лица.
Я прячу голову между коленей. Двери сдвигаются. Подо мной в темноте слышно легкое жужжание электромотора, и я поднимаюсь наверх.
Движение продолжается секунд пятнадцать. Единственное ощущение — беспомощность. Страх, что кто-то ждет меня наверху.
Я достаю отвертку. Чтобы было, что им предложить, когда они распахнут двери и вытащат меня.
Но ничего не происходит. Лифт останавливается в своей темной шахте, и я сижу, и нет ничего, кроме боли в ногах, морской качки и далекого шума двигателя, который сейчас едва различим.
Я просовываю отвертку между раздвижными дверями и нажимаю. Потом на спине выползаю на поверхность стола.
В комнату попадает слабый свет. Это топовые кормовые огни, свет которых проникает на этот этаж через верхний световой люк. Комната представляет собой небольшую кухню с холодильником, столиком и маленькой плитой.
Дверь ведет в узкий коридор. В коридоре я сажусь на корточки и жду.
Люди ломаются во время переходных периодов. В Скоресбюсунде, когда зима начинала убивать лето, люди стреляли друг в друга из дробовиков. Нетрудно плыть на волне благополучия, когда уже установлено равновесие. Трудным является новое. Новый лед. Новый свет. Новые чувства.
Я жду. Это мой единственный шанс. Это единственный шанс для любого человека — дать себе время привыкнуть.
Переборка передо мной подрагивает от шума далекого двигателя, находящегося под нами. За ней должна быть дымовая труба. Вокруг ее большого прямоугольного корпуса и построен этот этаж.
Слева на высоте пола я вижу слабый свет. Это дежурная лампочка на лестнице. Эта дверь — мой путь отсюда.
Справа от меня сначала тихо. Потом из тишины появляется дыхание. Оно гораздо тише всех остальных звуков судна. Но после шести дней на борту обычные звуки стали незаметным фоном, на котором отчетливо слышны все, отличающиеся от них. Даже посапывание спящей женщины.
Это означает, что здесь, по левому борту, есть одна, возможно, две каюты, и напротив будет одна или две. То есть салон и кают-компания выходят на носовую палубу.
Я продолжаю сидеть. Через какое-то время слышно, как вдалеке журчит вода. На «Кроносе» туалеты с системой смыва высоким давлением. Где-то под нами или над нами спустили воду в туалете. Звук в трубах говорит о том, что душевая и туалеты этого этажа находятся перед дымовой трубой и примыкают к ней.
В кармане передника лежит будильник, который я взяла с собой. Что мне было еще делать? Посмотрев на него, я встаю.
Замок входной двери на задвижке. Я открываю его, чтобы можно было быстро выйти. Но главным образом для того, чтобы можно было войти.
Между коротким коридором у входной двери и тем помещением, которое, по-видимому, является салоном, я ощупью нахожу дверь. Я прикладываю к ней ухо, стою и жду. Слышен только далекий звук судового колокола, бьющего склянки. Я открываю дверь, за которой еще большая тьма, чем та, из которой я иду. Тут я тоже жду. Потом зажигаю свет. Загорается не обычный свет. Над сотней очень маленьких закрытых аквариумов, размещенных в резиновом обрамлении на штативах, закрывающих три стены, вспыхивает сотня ламп. В аквариумах — рыбки. Их такое количество, и они такие разные, что это не идет ни в какое сравнение с любым магазином по продаже аквариумных рыбок.
Вдоль одной стены стоит черный крашеный стол, в который вмонтированы две большие плоские фарфоровые раковины со смесителями, управляемыми с помощью локтей. На столе две газовые горелки и две бунзеновские горелки, все стационарно подключенные медными трубами к газовому крану. На столике рядом прикреплен автоклав. Лабораторные весы, pH-метр, большой фотоаппарат с гармошкой на штативе, бифокальный микроскоп.
Под столом находится металлическая полка с маленькими, глубокими ящиками. Я заглядываю в некоторые из них. В картонной коробке из химической лаборатории «Струер» лежат пипетки, резиновые трубки, пробки, стеклянные лопаточки и лакмусовая бумага. Химические препараты в маленьких стеклянных колбах. Магний, марганцовокислый калий, железные опилки, порошок серы, кристаллы медного купороса. У стены в деревянных ящиках, обернутые в солому и картон, стоят маленькие бутыли с кислотой. Фтористоводородная кислота, соляная кислота, уксусная кислота различной концентрации.
На противоположном столе стационарно закрепленные пластмассовые кюветки, проявители, увеличитель. Я ничего не понимаю. Комната оборудована как нечто среднее между музеем «Датский аквариум» и химической лабораторией.
В салоне двойные двери с филенками. Напоминание о том, что «Кронос» был построен с претензией на былую элегантность пятидесятых, уже тогда казавшуюся старомодной. Комната находится прямо под навигационным мостиком и одного с ним размера, как обычная датская гостиная с низким потолком. В ней шесть больших окон, выходящих на носовую палубу. Все они покрыты льдом, и сквозь него проникает слабый сине-серый свет.
Вдоль стены по левому борту деревянные и картонные коробки без всяких надписей, которые удерживаются на месте натянутым между двумя радиаторами фалом.
В середине комнаты стоит привинченный к полу стол, в углублениях которого — несколько термосов. Вдоль двух стен установлены длинные рабочие столы с лампами «Луксо». Маленький фотокопировальный аппарат привинчен к переборке. Рядом с ним — телефакс. Полка на стене заставлена книгами.
Направляясь к ней, я вижу морскую карту. Она лежит под пластиной из оргстекла, не дающей отражений, поэтому я ее не сразу заметила.
Текст на полях отрезан, так что мне надо несколько минут, чтобы определить, что это за карта. На морской карте материк — это деталь, одна лишь линия, контур, который пропадает в рое цифр, обозначающих глубины. Потом я узнаю мыс напротив Сисимиута. Под пластиной, по краю карты, положено несколько небольших фотокопий специальных карт. «Средневременной срез от зенита Луны (апогей или перигей) по Гринвичу до прилива у берегов Западной Гренландии». «Схема поверхностных течений к западу от Гренландии». «Карта секторного деления в районе Хольстейнсборга».
Наверху, у самой переборки, лежат три фотографии. Две из них — это черно-белая аэрофотосъемка. Третья напечатана на цветном принтере и похожа на фрактальную фигуру из тех, что описаны Мандельбротом
[51]
. На всех в центре один и тот же контур. Свернувшаяся почти кольцом фигура с отверстием в центре. Словно похожий на рыбку пятинедельный эмбрион, который свернулся вокруг жабр.
Открыть картотечные шкафы не удается — они заперты. Я рассматриваю книги, когда где-то на этаже открывается дверь. Выключив лампу, я примерзаю к полу. Открывается и закрывается какая-то другая дверь, и становится тихо. Но этаж уже больше не кажется спящим. Где-то есть люди, которые не спят. Нет необходимости смотреть на часы. Времени достаточно, но находиться здесь более у меня уже не хватает нервов.
