А Лиза слушала, смотрела на него, улыбалась и думала:
«Подойдет, поцелует, обнимет? Или все – ночь прошла, погасли свечи? Или при Коле не станет афишировать изменение в наших отношениях?»
Ответа не получила. Одна из рыбин вдруг резко изогнулась и дернулась.
– Ах, ты ж! – закричал весело Николай, но рыбину не удержал, и она хлопнулась на пол и начала биться, а Протасов принялся ее ловить.
Лиза расхохоталась, – так уморительно это выглядело. В кухню влетела Верочка и кинулась помогать Глебу. Но рыбка так просто врагу сдаваться не собиралась. Тут проснулась и ее сестрица в руке у Коли и тоже принялась извиваться, а он пытался ее схватить двумя руками, и у всех у них были такие уморительные выражения лиц.
И получилась куча мала!
У Лизы от смеха даже слезы брызнули, но она сообразила достать из кармана джинсов смартфон и снимать эту комедию положений, сквозь смех комментируя происходящее.
Наконец рыбин поймали, сгрузили в большой короб мойки, и вся троица вздохнула с облегчением. А Лиза, закончив «репортаж» с места событий, убрала телефон в карман и бодро заявила:
– Я очень люблю рыбу, особенно свежую!
Верочка пообещала как-то по-особому приготовить двух речных красавиц, мужчины попросили кофе и перекусить, и пока они перекусывали, а Лиза пила за компанию с ними вторую чашку кофе, она вытащила из Протасова обещание показать ей все свое хозяйство «вот прямо сейчас, как только допью».
– С чего предпочитаешь начать осмотр? – спросил он, когда они с Лизой вышли из дома.
– С бани, – твердо заявила она и пояснила: – Кирюха мне уши прожужжал, какая у тебя баня необыкновенная, и нахваливал страшно.
– Ну с бани, так с бани, – согласился Глеб и повел ее по дорожке через участок.
– Рассказывай, чем она такая уникальная, твоя баня, – потребовала Лиза.
– Автономностью, как и все у нас тут на хуторе есть, – сказал он.
– А-а…?
– Сейчас покажу, – перебил он, распахивая перед ней дверь даже не бани, а, пожалуй, банного комплекса. – Прошу.
Большую часть научно-популярной лекции об устройстве этого современного банного комплекса Лиза запомнила смутно, ибо, как только они вошли, Глеб обнял ее, поднял, оторвав от пола, и поцеловал ну очень сексуально и многообещающе, а после посмотрел в глаза и спросил:
– Как ты себя чувствуешь?
– Волшебно, – прошептала Лиза.
– Ничего не болит после вчерашнего, я не перестарался?
– Даже если болело, ты только что провел серьезную анестезию и можно смело все начинать сначала.
– Я уже старенький, – усмехнулся он, – и такое «все», которое было ночью, могу и не потянуть вот так сразу.
– Проверим экспериментальным путем? – предложила язвительно Лизавета.
– Чуть позже, – пообещал Протасов, поставил ее на место, одернул на ней одежду и перешел на деловой тон: – Ну что ж, продолжим.
Он показал ей, как и обещал, все свое хозяйство, и Лиза была так поражена и удивлена, что постоянно восхищалась и задавала массу вопросов, и не уставала повторять, что он гений какой-то, и Протасов плавился от тепла и светлой радости, и от присутствия этой женщины рядом, и даже несколько красовался перед ней, демонстрируя свои достижения, и глубоко поражался себе, так неожиданно ожившему, почувствовавшему вновь вкус жизни. Пусть и не до конца.
В конюшнях Лиза «зависла».
– Боже! – восхитилась она, увидев Зорьку. – Какая она красавица!
– Не перехвалите, – пробурчал Витяй, тут же оказавшийся рядом, но не смог скрыть явного довольства и гордости, словно нахваливали его ребенка. – Она хоть и смирная девочка, но с норовом, с характером!
– А можно ее погладить? – сияя глазами от восторга, спросила Лиза.
– Так а чо ж, можно, – подошел он ближе и подхватил лошадку под уздцы, – а вот еще ежли б ей яблочка, так она б довольна была. Ну и Малышу, а как же.
Лиза было сорвалась бежать в дом за яблоками, но Глеб успел ее вовремя остановить, ухватив за локоть, и достал из карманов куртки четыре краснобоких, чуть подвядших уже яблока:
– Я же знал, куда мы идем, – усмехнулся он.
Больше получаса Лиза охала, ахала над лошадками, гладила, кормила яблоками, нахваливала и расспрашивала про них Витяя, чем покорила его бесповоротно и окончательно.
– Ты никогда раньше не видела так близко лошадей? – спросил Глеб, когда они неспешно вышли из конюшен и направились прогулочным шагом к дому.
– Никогда! И подумать не могла, что они такие притягательные! – делилась восторгом Лиза. – Слушай, а какой колоритный типаж этот твой Витяй! И обожает лошадей, и общается с ними, как с людьми, удивительно. Где ты его нашел?
– Это не я его, а он нас нашел, – усмехнулся Протасов, – да еще как! Это как раз та самая история, случившаяся после отъезда бывших хозяев, что я тебе не рассказал.
– Ну вот, самое время! – потребовала Лиза.
…А начать эту историю, пожалуй, следует с рассказа о жизни Витяя. С самого детства у мальчика Вити проявились необыкновенные способности в обращении с лошадьми. Ему повезло родиться с таким даром в деревне, а не где-то в городских джунглях, это во-первых, а во-вторых, деревня эта входила в состав тогда еще колхоза, в хозяйстве которого имелись конюшни. Вот там он и пропадал сутками. Витя даже направление от колхоза получил на учебу в сельскохозяйственный техникум, проучился там целых два года и бросил. А что они могут ему такого еще рассказать про лошадей, чего он про них не знает и не понимает?
Ну, а раз бросил – в армию. Но и тут повезло – председатель колхоза написал парню рекомендацию для военкомата, в которой обстоятельно изложил суть его дарования, и направили Витю в специальную конную часть, прикрепив конюхом к лошадкам.
Вернулся он из армии – и прямиком в родную деревню, в конюшню. И все в его жизни было замечательно, и по душе и по сердцу, о нем молва шла по всей округе и дальше. Даже ветеринары из других хозяйств приезжали к нему за советом, прознав о таком уникальном конюхе, который, говорят, с лошадьми и разговаривать может, и они его понимают и отвечают.
Так бы и текла жизнь в полной гармонии, да только случилась в России перестройка, и началась революция, и, как водится, нищета с разрухой после нее.
Колхоз разорился, лошадок распродали, пытался Витя где-нибудь пристроиться, помотался по всем районам, да там такая же картина. Вернулся домой, попробовал к другому какому делу приладиться, но ничего толком у него не получалось. Да и душа не лежала. Женой-детьми не обзавелся, так бобылем с матерью жил, да от тоски, понятное дело, и запил.
Был он пьяницей не буйным, куража не любил – переберет, поплачет по лошадкам своим, всех по именам помнил, расскажет сам себе про каждую да и спать ляжет. Но, бывало, пил по-черному, до помутнения.
