— Но предупреждаю, я не люблю сюрпризов и пальну в тебя из твоего же малюсенького пистолета, а потом еще вложу тебе его в ладонь. Выйдет все очень натурально.
Надежда поморщилась.
— Такие ухищрения тебе не понадобятся, я сделаю все как нужно.
Она выдвинула ящик. В глубине, спрятанная под листом плотной бумаги, лежала пачка денег. Откинув бумагу, Надежда выудила ее. Вытащив резинку, она уверенно отсчитала пять сотен и протянула Ольге.
Крачковская взяла деньги почти с брезгливостью и небрежно сунула в тот же карман, куда несколькими минутами раньше отправился пистолет.
— Наденька, дорогая моя, а ты не подумала о том, что с того дня прошло очень много времени? Набежали проценты. А моральная травма… Сама понимаешь. Сколько здесь? — кивнула она на пачку в руках Надежды.
— Одиннадцать с половиной, — глухо отозвалась та.
— Не беспокойся, меня это устраивает, — уверенно вытянула деньги из ее ладоней Ольга и продолжила: — Я ведь тебе не успела рассказать о том, как непросто мне пришлось. Сама представь, хрупкая девочка и полдюжины кавказцев, которые имели меня как хотели. А потом подошли еще два их приятеля и тоже мимоходом, как бы между прочим, поимели меня.
— Это ужасно! — всплеснула руками провинившаяся.
— Я решила тебе помочь в полной мере прочувствовать всю эту неприятную процедуру. — Ольга неожиданно повернулась к двери и произнесла: — Гиви, заходи, дорогой!
На зов Крачковской, явно стесняясь своего огромного роста и веса почти в полтора центнера, в комнату шагнул сумрачный кавказец. У него из-за спины, привстав на цыпочки, выглядывали еще двое детей гор.
— Ты уж извини, что их не восемь, но даже этих троих джигитов тебе хватит сполна, чтобы ощутить все прелести группового совокупления. Чего же ты ждешь? — ласково проговорила Крачковская, убирая ствол в кожаную дамскую сумочку. — Раздевайся. Раздвигай ноги. Неужели ты сторонница насилия и хочешь, чтобы грубые мужские руки срывали с тебя одежду?
— Сейчас… сейчас… — заторопилась Надежда, расстегивая фуфайку, обнажая крепкую девичью грудь.
— Наденька, это еще не все, — торжественно улыбнулась Ольга. — Ты ведь провинилась. А ты знаешь, что мы делаем с такими?
— Что? — еле выдохнула Надежда. И услышала жесткое:
— Личико режем, чтобы такую сволочь, как ты, издалека видно было! Ну чего встали. Приступайте, — зло приказала Крачковская. — Что я тебе хочу сказать: ты ведь ушла не сразу и с минутку наблюдала за нашей любовной игрой через щелочку в двери. Так что я здесь тоже на стульчике посижу и за вашей обоюдной радостью понаблюдаю.
Ольга села в глубокое кресло и, закинув ногу на ногу, несколько расслабилась. Медведеподобный верзила, неторопливо снимая с себя пиджак, стал приближаться к Надежде. Перепуганная женщина, вытаращив от страха глаза, медленно отступала в угол комнаты, цепляясь за попадавшиеся на ее пути предметы. Неловко повернувшись, она задела локтем вазу, стоящую на красивой резной тумбочке, та, пошатнувшись, слетела с постамента и взорвалась множеством колючих осколков.
Отпихнув носком туфли кусок фарфора, Ольга одобряюще хлопнула в ладоши.
— Браво! Это так замечательно, секс среди разбитой посуды. Может быть, девочка, ты еще что-нибудь расколешь?
Отступать дальше было некуда. Надежда в бессилии опустилась вниз, превратившись в маленький пульсирующий ком ужаса. Двое худеньких мужиков ухватили ее за шиворот и, не церемонясь, уволокли на широкую кровать.
— Ноги держите! — басовито руководил верзила, медленно распоясываясь. Скинув штаны, словно примеряясь, он зашел сбоку и посмотрел в лицо Надежды.
Она не вопила от неизбежного кошмара, даже не пыталась сопротивляться — раскинув ноги в стороны, покорно ожидала своей участи, как жертва под занесенным топором.
— А товарец что надо, — верзила отдернул фуфайку, поглядывая на низ живота.
И как-то неуклюже, встав коленями на край кровати, стал примериваться к телу девушки. Движения у него были неторопливыми. Весь его вид свидетельствовал о том, что для него предстоящее насилие заурядное мероприятие, какими он себя тешит едва ли не по нескольку раз в день.
Удар в дверь был сильнейший. Петлицы, не выдержав натиска, раскурочили дубовый косяк, ощетинившийся колючими щепами. Дверь с грохотом рухнула, разбивая мозаичный паркет, и в комнату, сжимая в руках короткоствольные автоматы, ворвалось шесть омоновцев в черных масках. Ударом ноги один из них опрокинул стоящего на коленях верзилу, двое, спешащие следом, прикладами автоматов тюкнули в лоб двух ассистентов, стоящих по обе стороны кровати, и устремились к кухне. Один из бойцов рывком рванул дверь ванной и разочарованно повернул назад.
Произошедшая перемена как будто бы не затронула Ольгу. Она безмятежно покуривала и даже не особенно обиделась, когда один из пробегавших милиционеров мимоходом зацепил стволом ее блузку. Всем своим видом она демонстрировала, что происходящее не имеет к ней никакого отношения. Она зашла сюда случайно и вот так некстати угодила на групповуху. Уходить было как-то неловко, вот она и решила до конца посмотреть это противоестественное действо.
Следующим вошел белобрысый молодой человек. Посмотрев на разбитую физиономию верзилы, он грустно произнес:
— Вы меня огорчаете, право. Говоришь вам, что не следует бить человека по роже ботинками, во всяком случае, в присутствии дамы, а вы опять за свое. Мы же с вами культурные люди. Как-то неудобно получается. Ну да бог вам судья, — почти в отчаянии махнул он рукой. — Что с вами поделаешь, костоломы вы эдакие. Нацепите на них наручники, да лица им, что ли, оботрите мокрым полотенцем, а то опять будут говорить, что милиция бесчинства творит. А я пока с милой дамой побеседую, — посмотрел он на Ольгу Крачковскую, продолжавшую невозмутимо покуривать. — А то я вижу, что ей очень одиноко среди таких мужланов, как вы. Слава богу, в этой комнате имеется хоть один интеллигентный человек. Ведь кому-то же надо отвлечь девочку от дурных мыслей. Хотел в отпуск отправиться, да разве с вами отдохнешь? — Шевцов поднял валявшийся стул, сел на него задом наперед и, опершись локтями о спинку, вежливо спросил: — Сигареткой не угостите, барышня?
Даже не взглянув на Вадима, она произнесла:
— На столе лежит пачка сигарет. Она в вашем распоряжении.
Шевцов достал свои, побрезговав.
— Что же ты, сучка, делаешь-то? — добавив в голос меда, сказал Шевцов. — Подружка-то твоя чем виновата?
Надежда, запахнув фуфайку, негромко всхлипывала в углу. Операция прошла без истерик, что само по себе отрадно.
— Просто я привыкла возвращать долги, — глухим эхом отозвалась Ольга, наконец повернувшись.
Шевцов увидел ее взгляд, слегка надменный, холодный. Нет, эта девочка определенно знает, что хочет. Тепленькую ее не взять, придется придумать что-то похитрее, чтобы расколоть ее.
