Моя жизнь превратилась в хаос. Я продала мамины украшения, вырученных денег едва хватало на пропитание. Я жила в сквоте и открыла для себя ночные клубы; работала за стойкой в баре и по вечерам старалась выпить столько, чтобы, придя домой, не думать о том, как я одинока. Какое-то время я была готом, а когда мне исполнился двадцать один год, забеременела от одного из многих мужчин, которые останавливались в том сквоте в Виктории. Это был здоровый такой парень, я даже не знала его фамилию. Он готовил отличное рагу из чечевицы, а в те вечера, когда у меня было достаточно денег, чтобы очень сильно напиться, он гладил меня по волосам и называл малышкой.
Как только я поняла, что беременна, все изменилось. Не знаю, может, дело было в гормонах или я унаследовала рассудительность матери, но инстинкт самосохранения взял верх. Я подумала о том, о чем не хотела думать целых четыре года, а еще о том, что сказала бы мама, если бы увидела, как я живу. Я не собиралась избавляться от ребенка. Я была рада, что у меня снова появится семья, появится родной человек.
В общем, я перестала красить волосы в яркие цвета, устроилась работать помощницей матери в семью, а когда родилась Ханна, друзья этой семьи взяли меня на работу в магазин при багетной мастерской. Их устраивало, что я работаю до половины первого, меня тоже, так как я забирала Ханну из яслей днем. Время от времени я писала Кэтлин, посылала ей фотографии, она всегда сразу отвечала и вкладывала в конверт несколько фунтов «для малышки». Тетя писала, что гордится мной, что я сумела самостоятельно наладить свою жизнь. Жизнь моя не была легкой или стабильной в финансовом смысле, но она определенно была счастливой. Думаю, мама, как говорила Кэтлин, была бы рада за меня. А потом как-то в магазин зашел Стивен Вилье. Он заказал лепную позолоченную раму с темно-зеленым паспарту. И моя жизнь, та, которую я построила сама, изменилась навсегда.
Понимаете, я была одинока. Я знала, что мне повезло – меня приняли в семью, которая была готова терпеть моего ребенка. Я наблюдала за ними, когда они собирались за обеденным столом, шутили, сидя у телевизора, и дети толкали пятками своего доброго папу в уютном старом джемпере. Я завидовала им, даже когда они ругались. Мне тоже хотелось, чтобы у меня был человек, с которым я могла бы поругаться.
Ханна превращалась из ласкового, мяукающего котенка в сияющую нежную девочку, и я хотела для нее того же. Я хотела, чтобы у нее был любящий папа, который кружил бы ее за руки в саду, носил бы ее на плечах и в шутку ворчал бы из-за ее подгузников. Мне хотелось, чтобы у меня был человек, с которым я могла бы поговорить о ней, который бы, возможно, спорил со мной о том, как ее надо кормить, и думал бы о школе или о новых туфельках.
Очень быстро я поняла, что мужчин не привлекают женщины с ребенком, во всяком случае, тех, кого я знала, не привлекали. Их не интересует, почему ты не можешь встретиться с ними в пабе, а предлагаешь в воскресенье устроить пикник на лужайке в парке. Они не считали очаровательной мою прекрасную светловолосую девочку, для них она была помехой. Когда Стивен Вилье наткнулся на меня в супермаркете, он не только приветливо посмотрел на Ханну, но и предложил помочь с коляской, чтобы мне было удобнее делать покупки. Что тут скажешь, естественно, он меня очаровал.
Вначале Стивен мне напоминал отца в той семье, с которой я жила. Он тоже предпочитал дорогие, якобы поношенные вещи, но на этом их сходство заканчивалось. Стивен не был крупным мужчиной, но казался высоким. В нем была врожденная властность, этим качеством обладают люди, в присутствии которых ты держишься почтительно, хотя сам и не понимаешь почему. Было странно, что Стивен в свои годы не был женат. Глядя мне в глаза, он сказал, что это потому, что еще не встретил подходящую кандидатуру. Он жил с мамой в чудесном доме в Вирджиния-Уотер. Дом был окружен аккуратно подстриженной живой изгородью, и в каждой спальне была ванная комната. Стивен удивился, когда я пришла в восторг от его владений, – он был из тех людей, для которых собственная жизнь – норма, а жизнь других не интересует.
Учитывая его происхождение и финансовое состояние, я долго не могла понять, что он во мне нашел. Я одевалась в благотворительных магазинах. Конечно, я уже не была такой дикаркой, но все равно мне было далеко до гламурных денежных девиц, с которыми он рос. Я ничего не могла ему предложить. Но теперь, когда я смотрю на фотографии того времени, я понимаю, что его во мне привлекало. Я была красивой и, несмотря на все, через что мне пришлось пройти, довольно наивной и неискушенной, а это всегда привлекает мужчин. Еще у меня не было друзей или родственников, готовых поддержать меня, и по этой причине мной легко было управлять. Я по-прежнему пребывала в эйфории после рождения Ханны и готова была делиться своими чувствами и своей любовью со всеми, кто меня окружал. Я считала, что Стивен – мой спаситель, и все мои поступки говорили ему об этом. Возможно, он и сам так себя воспринимал.
Сразу после первого нашего секса я рассказывала ему о своей жизни, об ошибках, которые совершила, а он прижимал меня к себе, целовал в макушку и говорил, что с ним я в безопасности. Когда ты одинока и уязвима, а мужчина говорит тебе, что с ним ты в безопасности, в этом определенно есть что-то от обольщения. Стивен говорил мне, что хочет быть со мной и что я его миссия. Он меня одурманил, я была влюблена и так ему благодарна, что не услышала в этой фразе ничего странного.
Спустя шесть недель после нашего знакомства Стивен попросил моей руки. Я переехала в его дом. Мой стиль в одежде стал более традиционным – Стивен ходил со мной по магазинам, – а прическа более аккуратной, как и полагалось невесте такого человека. Я с удовольствием занималась домашним хозяйством и, следуя кратким наставлениям моей будущей свекрови, постепенно адаптировалась. Не все шло гладко, но мы с Ханной учились жить под крышей этого дома. «Пора взрослеть», – говорила я себе, и мне даже нравилось преодолевать определенные трудности.
Месяца через четыре я поняла, что беременна. Вначале Стивен был в шоке, но довольно быстро пришел в себя и даже чувствовал себя счастливым. Летти родилась шестнадцатого апреля на рассвете. Я смотрела, как Стивен и Ханна воркуют над ее кроваткой, и благодарила Бога за то, что у меня появилась своя семья. Настоящая.
Честно говоря, Летти не была самой красивой малышкой на свете, – вообще-то, она была похожа на щенка шарпея на несколько месяцев дольше, чем следовало бы, – но она была всеобщей любимицей. Стивен любил ее простой, незатейливой любовью отца, бабушкина любовь была беспокойной и суетливой. Я наблюдала за ними, и мне хотелось, чтобы и Ханне досталось немного их любви. А по характеру Летти была добродушной и жизнерадостной, как все детишки.
Может быть, из-за недостатка сна или из-за того, что я, как всякая мама, ежесекундно была занята новорожденным ребенком, но я не сразу, а только спустя несколько месяцев после рождения Летти поняла, что Стивен практически не замечает Ханну. До этого я думала, что он ее любит, а то, что он иногда был к ней невнимателен, так это не специально, мужчины все такие. Понимаете, мне не с чем было сравнивать. Воспитывала меня мама, с дедушкой я почти не общалась и не знала, какие мужчины в семье. Стивен был хорошим кормильцем – так любила говорить его мама. Дисциплина, вот что он ценил. Когда Ханна, как любой двухлетний ребенок, порой закатывала истерики или капризничала из-за еды, Стивен злился и посылал ее в постель. А малышка Летти была такой очаровательной, так стоило ли удивляться, что на ее фоне поведение Ханны довольно часто вызывало раздражение?
