Его жена, элегантная, очень ухоженная женщина (когда я вижу подобных дам, всегда думаю о времени и усилиях, которые они тратят на то, чтобы так выглядеть), повсюду ходила за ним следом и тихо извинялась перед каждым, на кого он спускал собак. Глядя на то, с какой легкостью она умудрялась делать это незаметно от мужа, можно было предположить, что это для нее не в новинку. Она извиняющимся тоном сообщила мне, что эта поездка – его «подарок» ей на годовщину, а сама в это время оглядывалась на мужа, который, набычившись, шагал к отелю. Мне стало интересно, через сколько лет у нее на лбу появятся глубокие морщины.
– Эта поездка ему нравится намного больше, чем прошлогодняя, – сказала она, и я с сочувствием положила руку ей на плечо.
– Он хам, – заявила Лиза, вернувшись в отель. – Если бы не она, я бы их не взяла.
Мы переглянулись.
– Держу пари, ты подарила ей прекрасный день.
– Вообще-то, нет. Китов нигде не было. Я покатала их лишний час, но море словно опустело.
– Может, они знали.
– Да, я врубила сонар, чтобы они на сегодня разбежались, – отшутилась Лиза.
Иногда я вижу в ней свою младшую сестру. Она так же наклоняла голову, когда о чем-то задумывалась, у нее были такие же тонкие сильные пальцы, и она так же улыбалась, когда смотрела на свою дочь. В такие моменты я понимала: то, что Лиза и Ханна живут со мной, – благословение свыше. Это такое естественное счастье – видеть продолжение своего рода. Мы, бездетные, и не можем иначе испытать эту радость. А порой я вдруг вижу в Лизе не только ее маму, но и своего двоюродного деда Эвана, свою бабушку, даже себя. Последние пять лет я благодарила Бога за этот дар. В какую-то секунду я вдруг видела знакомое выражение лица, слышала знакомый смех, и это, пусть совсем чуть-чуть, компенсировало мне потерю сестры.
Но у Лизы были свои отличительные черты: настороженность, никогда не покидающая грусть, бледный шрам на скуле возле левого уха – все это принадлежало исключительно ей.
Для меня, конечно, не стало сюрпризом то, что Нино Гейнс не звонил мне несколько дней, после того как я выпроводила его в последний раз. Я бы не сказала, что соскучилась по нему, но мне не хотелось, чтобы он сидел где-нибудь на Барра-Крик и плохо обо мне думал. Кому, как не мне, было знать, что жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на обиды.
После ланча я обернула лимонный пирог в вощеную бумагу, положила его на пассажирское сиденье и поехала к Нино. День был чудесный, воздух такой чистый, что можно было разглядеть все иголочки на соснах вдоль дороги. Однако лето в том году выдалось особенно сухим. Удаляясь вглубь материка, я видела бурую землю, тощих лошадей, травы для них не было, и они убивали время, отгоняя хвостами надоедливых мух. Дышалось здесь иначе – в воздухе неподвижно висела пыль, – атмосфера была гнетущая. Не понимаю, как люди живут в глубине материка. Лично меня удручают бесконечные пейзажи в одной коричневой палитре и всегда неизменные холмы и долины. А море – живое. Я привыкла к его настроениям и переменчивости, как муж привыкает к жене или жена к мужу. С годами вам может и не всегда нравится поведение супруга, но вы его знаете, вы хорошо изучили его.
Когда я подъехала, Нино как раз собирался войти в дом. Он услышал мою машину и, поняв, кто приехал, вытер ладони о задние карманы штанов и прикоснулся к краям своей шляпы. Могу поклясться, что на нем был тот самый стеганый жилет, который он носил еще в семидесятые, когда у него родились два мальчика.
Я не сразу вышла из машины: мы редко ссорились, и я не была так уж уверена по поводу приема, который он мне окажет. Мы стояли и, прищурившись, смотрели друг на друга. Помню, тогда я подумала, какие мы с Нино все-таки дураки: два старых скелета смотрят друг на друга, как тинейджеры.
– День добрый, – поздоровалась я.
– Приехала за своим заказом? – сухо спросил Нино, но я увидела в его глазах огонек и расслабилась.
Честно вам признаюсь, этот огонек я не заслужила.
– Привезла тебе пирог, – сказала я и потянулась в кабину за гостинцем.
– Надеюсь, с лимоном.
– А что? Если не с лимоном, отошлешь обратно?
– Могу.
– Не помню, чтобы ты, Нино Гейнс, когда-нибудь был разборчивым. Упрямый, прожорливый и грубый – да. Разборчивый – нет.
– Ты губы накрасила.
– И еще нахальный.
Нино улыбнулся, и я тоже не смогла сдержать улыбку. Вот чего вам никогда не скажут о старухах – с возрастом не перестаешь вести себя как молодая дура.
– Давай, Кэтлин, заходи. Посмотрим, смогу ли я заставить моего Упрямого, Прожорливого и Нахального Марка Второго приготовить нам по чашечке чая. Кстати, очень хорошо выглядишь.
В первый раз Нино Гейнс попросил моей руки, когда мне было девятнадцать. Во второй раз мне было девятнадцать лет и две недели. Третий раз случился спустя сорок два года после второго. И тут дело было не в провалах в памяти и не в том, что Нино перестал меня замечать, просто в этот промежуток времени он был женат на Джин. Нино повстречал ее спустя два месяца после моего второго отказа. Джин сошла с корабля невест в Вуллумулу и уже передумала насчет солдата, за которого собиралась замуж. Нино ждал в доках своего друга, его взгляд упал на ее осиную талию и перекрученные нейлоновые чулки. Это подействовало, как зов природы. Джин его подсекла, притянула, и не успело пройти еще два месяца, на ее пальце появилось обручальное кольцо. Сначала многие думали, что Нино и Джин не подходят друг другу. Ругались они как черти! Но он отвез ее на свой только что купленный виноградник в Барра-Крик, и они прожили там долгие годы, пока она не умерла от рака в пятьдесят семь лет. Несмотря на все их ссоры, они были хорошей парой.
Я не виню Джин за то, что она так быстро взяла его в оборот. В ту пору любой бы вам сказал, что Нино Гейнс – самый красивый мужчина в Сильвер-Бей… даже в купальнике. Он надевал женский купальник раз в год, когда военные устраивали представление для местных детишек. Мне было неловко, потому что в первый год он попросил купальник именно у меня. Во время войны я была жилистой высокой девчонкой с широкими плечами. Да я и сейчас не намного меньше ростом. Другие женщины с годами усыхают, горбятся от остеопороза, как вопросительный знак, или у них распухают суставы от артрита, а я еще держусь прямо, и руки-ноги у меня вполне крепкие. Думаю, что это из-за того, что я практически без посторонней помощи управляю старым отелем на восемь номеров. (Члены команд говорят, что нынче всем уже известно, как укрепляют организм акульи хрящи. Ну, это они так шутят.)
Впервые я увидела Нино, когда работала в баре отеля. Он уверенно прошагал к стойке в этой своей форме военного летчика, посмотрел на меня оценивающе, так что я покраснела, увидел фотографию в рамочке рядом с полками и спросил:
– А ты кусаешься?
Сам вопрос не задел моего отца, но Нино в конце подмигнул. Я была такой наивной, что все это пролетело мимо меня, как военные самолеты над мысом Томари.
