– Как твоя мама?
– Мне кажется, она в шоке. Все семейные дела она обсуждает с нами по старшинству. Наверное, она мне первому позвонила. Сожалею, милая, что должен тебя оставить, но мне надо будет сразу ехать в Бедфорд. Мама что-то говорила о приготовлениях. Я даже не знаю, что она имеет в виду. Думаю, похороны состоятся через несколько дней.
– Не беспокойся, – произнесла она ласково. – Я и так с тобой. Я сделаю всё, как ты скажешь. Не хочу быть назойливой.
Никто из семьи еще не был с ней знаком, хотя о ее существовании все знали. Но похороны не были подходящим моментом для представления ее семье. Тейлор с ее тактом и чуткостью прекрасно все понимала.
– Я рад, что ты оказалась рядом, когда позвонила мама, – сказал Филипп на подъезде к городу.
– Я тоже, – ответила она и спросила, хочет ли он сначала заехать к себе. Филиппу надо было переодеться, она решила его отвезти, а потом взять такси и отправиться домой. Она не хотела его задерживать, зная, что Филипп спешит в Бедфорд. Туда должны были съехаться и остальные родные, и, возможно, они уже были в пути.
– В таком случае тебе придется самой добираться домой…
Филипп беспокоился о Тейлор, но и о матери тоже. Она была уже немолода и сейчас, вероятно, испытала сильнейший стресс. Филипп думал об этом по пути домой. Сначала он горевал только о собственной утрате, а теперь осознал, что смерть Мэрибел значила для Оливии.
– Пустяки, – спокойно сказала Тейлор. – Не беспокойся за меня. Главное, береги себя. Ты сможешь вести машину? Может, вызвать такси?
– Я в порядке. Но всё равно спасибо, что ты села за руль.
Она помогла ему упаковать вещи. Филипп собирался взять в Бедфорд только два костюма и три рубашки, но она напомнила, что также ему необходимы белье и носки, туфли и ремень. Он не знал, как долго пробудет у матери, предполагал, что около недели, и обещал держать ее в курсе.
– Я буду скучать по тебе, – сказал он грустно и опять расплакался. – Извини, я как ребенок, но я очень любил бабушку.
– Я знаю, милый.
Тейлор всё понимала.
Он размышлял, следует ли позвонить Аманде. У него не было такого желания, и о похоронах Филипп намеревался уведомить жену с помощью эсэмэс, но в Бедфорде видеть ее не хотел. Он бы взял с собой Тейлор, но посчитал неуместным представлять ее семье, когда все были охвачены горем из-за потери Мэрибел. Он хотел бы познакомить ее с родственниками в более подходящей обстановке и очень сожалел, что ей уже никогда не доведется увидеться с бабушкой. Это была огромная, огромная утрата для них всех.
Филипп поцеловал Тейлор на прощание, портье поймал для нее такси, и, садясь в него, она видела, как машина Филиппа уезжает по Парк-авеню. Тейлор, глядя вслед, надеялась, что с ним всё будет хорошо.
Он позвонил ей с дороги, а час спустя уже приехал в Бедфорд. Он прибыл первым, Оливия сказала, что остальные в пути. Пришла домработница – помочь с размещением детей и внуков.
Оливия не была заплаканной, держалась стойко, но, конечно, выглядела потрясенной. Филипп видел, что у нее дрожали руки каждый раз, когда она говорила по телефону. Она была близка с матерью всю свою жизнь. Филипп не помнил, чтобы между ними возникали споры (это случалось, но очень редко). Все семьдесят лет жизни Оливии их связывали исключительно близкие отношения.
– По крайней мере они теперь вместе, – с грустью сказала Оливия Филиппу за чашкой чая, имея в виду своего покойного мужа и скоропостижно скончавшуюся мать. – Она, судя по всему, чувствовала себя хорошо, не болела, ни на что не жаловалась. Играла в бридж со своей компанией, а потом сказала, что пойдет полежать перед обедом, вот и всё. Врач сообщил, что во сне у нее остановилось сердце.
Оливия словно бы пыталась самой себе объяснить, как такое могло случиться с ее матерью, хотя той и было девяносто пять лет.
– Надеюсь, напоследок она выиграла приличную сумму, – сказал Филипп, пытаясь разрядить обстановку. – Она научила меня всему, что я знаю о картах.
Оливия печально улыбнулась.
– А меня – всему, что я знаю о жизни. Она была замечательной матерью. Даже когда мы были бедны, она старалась обеспечить меня всем, что хотела или в чем нуждалась. Она прощала мне даже глупые ошибки.
Говоря это, она поглядела на Филиппа. У того был огорченный вид. Он понял, сколько боли причинил матери за свою жизнь. Теперь его претензии к ней казались совершенно пустыми по сравнению с огромным горем, которое напомнило им о бренности и быстротечности жизни. По крайней мере жизнь Мэрибел была долгой и полноценной, хотя все надеялись, что она доживет до ста лет, и часто обсуждали грядущий юбилей. Дожила она лишь до девяноста пяти, но была в поразительно хорошей форме.
Лиз приехала вскоре после Филиппа и сообщила, что дочери тоже не заставят себя долго ждать. Софи добиралась на машине из Бостона, а Кэрол взяла билет на ночной рейс из Лос-Анджелеса и должна была прилететь на рассвете. Джон с Сарой и Алексом выехали из Принстона полчаса назад. Семья собиралась вместе, как происходило всегда, в хорошие и плохие времена. Оливия построила не только империю, она создала династию. Именно в такие моменты они это понимали и опирались друг на друга, чтобы пережить трудные времена. Последним траурным событием в их семье стали похороны Джо. Тогда шок был гораздо сильнее, и его еще более усиливал – Филипп вдруг это понял – неуместный гнев Касс на мать. Смерть Мэрибел не вызвала ничьего гнева. Некого было обвинять. Она просто незаметно ушла, как и хотела, мирно, после предобеденной игры в карты.
– Ты позвонила Касс? – спросил Филипп у матери, когда приехала Лиз.
Оливия кивнула:
– Конечно. Она прилетит из Далласа. Она там в турне с Дэнни Хеллом.
– Мне говорили, он довольно популярен, – заметил Филипп, пытаясь отвлечь мать.
Она улыбнулась:
– Мне тоже говорили.
Они оба понимали, что Касс впервые за четырнадцать лет вернется в семейный круг: жаль, что для этого должна была уйти Мэрибел. Оливия радовалась возможности увидеть дочь, не могла представить жизни без нее, как и все остальные.
Через час прибыла семья Джона. Алекс был безутешен. Он вышел на кухню с Лиз, и они некоторое время разговаривали. Он сообщил, что отношения с родителями налаживаются. Джон с Сарой продолжали посещать сеансы психотерапии, один раз он тоже побывал там, чтобы объяснить свои переживания. Алекс сказал, что родители стали более терпимы и очень стараются его понять, хотя отец спрашивал, не мог бы он когда-нибудь передумать, будто это вопрос выбора. Наивность Джона вызвала у обоих улыбку.
– Твой папа всегда был немного непонятлив, даже ребенком. Мне кажется, это проявление его натуры художника. Он просто не понимает, что происходит в реальном мире, витает в облаках, – сказала Лиз, и Алекс засмеялся. Ему всегда нравилась прямота тети и ее честность с дочерьми. Его же родители были нечестны по отношению не столько к нему, сколько к самим себе. Они видели мир таким, каким хотели его видеть, и представляли, что все люди такие же, как они. Лиз, получив от жизни не один пинок, более трезво смотрела на мир. Алекс хотел бы, чтобы его родители больше походили на нее, но такую тетю иметь тоже было неплохо. Оливия же стала его кумиром. Она великолепно разрешила его недавний кризис, и Алекс с удовольствием вспоминал дни, проведенные у бабушки. Он был рад снова оказаться в Бедфорде, хотя повод оказался самым ужасным. Все печалились из-за ухода Мэрибел, хотя она и была уже в преклонном возрасте.
