– Прекратите! – рассердилась Наталья Михайловна и попыталась грудью оттеснить мать ко входу в комнату.
– Я у себя дома, – напомнила та и замолчала, всем своим видом демонстрируя, что дочери приехали весьма некстати.
Зато Полина, пользуясь случаем, торопилась поведать приехавшим обо всем, что считала важным. Правда, при этом она все время посматривала на хозяйку, опасаясь, что Аурика Георгиевна лишит ее слова и отправит за чем-нибудь на кухню, а то и куда подальше. Например, в дачный магазин.
– Лерочка ведь к нам приезжала…
– Не к нам, а ко мне, – поправила домработницу Аурика.
– К Аурике Георгиевне, – тут же исправилась Полина. – Такая красивая! Полная такая. Высокая. Нарядная.
– Мама, – не выдержала Алечка и, оборвав няньку на полуслове, потребовала объяснений: – Что ты ей наговорила?
– Я-а-а? – удивилась Аурика и сделала вид, что занята поиском запропастившегося пазла.
– Ты! – вступила в бой Наталья Михайловна.
Аурика Георгиевна подняла голову, внимательно посмотрела на дочь, а потом строго поинтересовалась:
– Слушай, Наташка, а почему ты так безвкусно одета? Какие-то на тебе безумные балахоны, этот вульгарный бордо, дешевые кружева… И почему на тебе юбка до пят? Зачем ты прячешь свои ноги? Это – единственное, что со стопроцентной уверенностью в тебе можно показывать людям.
– И в тебе, – напомнила ей дочь, действительно лишенная материнского вкуса и ухоженности.
– Я знаю, – быстро согласилась Аурика и ловко для своих семидесяти вытянула ногу, затянутую в плотный чулок: – Семьдесят дэн!
– Мама, Наташа, – вмешалась в бессмысленный обмен репликами Аля и повторила вопрос: – Что ты ей сказала? Ребенок плакал весь вечер.
– Детское горе отходчиво, – с иронией произнесла Аурика Георгиевна и пошевелила накрашенными губами. – Я так понимаю, твоя дочь решилась рожать? (Аля в знак согласия кивнула). Я так и думала. Все-таки она не так безразлична к жизни, как может показаться на первый взгляд. И потом: я знаю, на какие кнопки надо нажимать! – торжествующе сообщила Аурика и наконец нашла тот пазл, которого не хватало. – Вот он! – объявила она дочерям и продемонстрировала картонную фигурку.
– Волшебница, значит? – глухо переспросила Альбина Михайловна и побледнела: – На все руки мастер, как я посмотрю. Мне, значит, ничего не удается, а тебе – р-раз! – и в дамки?
– А что я такого сделала? – поинтересовалась Аурика. – Разве я виновата в том, что имею к ней подход? – уколола она Алечку. – Я просто поговорила. Объяснила.
– Почему она плакала?
– А они обе плакали! – сдала хозяйку с потрохами Полина. – Вот, сидели тут, на диване, и плакали, словно умер кто…
– Чего ты болтаешь? – взъярилась Аурика Георгиевна и в сердцах смела со стола часть картины. – Тебе кто слово давал?
– Сама не скажешь, не допросишься, – осмелела Поля в присутствии сестер. – Напугала она ее.
– Чем? – хором вскричали «девчушки».
– Понятно, чем… – хмыкнула Полина и злобно посмотрела на хозяйку: – Сказала, что, если не родит, она так и умрет.
– Кто-о-о? – испугалась Аля.
– Да она, – Поля как ни в чем не бывало кивнула в сторону хозяйки. – Говорит, я, мол, как дедушка. Значит, недолго осталось. Не успею, мол, внуков дождаться. А если дождусь, то тогда, может, и чудо… Сон, говорит, видела. Знаю, говорит, что вещий. Вот вроде как держу ребеночка на руках, и сила во мне прибавляется. Не отказывай, говорит, бабушке-то. А то всю жизнь маяться будешь.
– Так и сказала? – не поверила Ирина, по своей наивности предполагавшая, что такими словами не бросаются.
– Так и сказала, – подтвердила Полина. – А еще сказала, что если не родит, муж бросит. Любишь, говорит, своего Матвейку?
– А она? – полыхнула глазами Валечка.
– Люблю, говорит. Ну, вот: раз любишь, тогда и рожай. А то он подумает, подумает – и сбежит. На теток, говорит, своих посмотри. Могли бы родить – при мужьях бы были.
Когда Полина завершила свой сокровенный рассказ, Аурика Георгиевна впервые всерьез пожалела о том, что отвоевала домработницу у смерти. «Лучше бы ты умерла, дура», – мысленно послала она ей сигнал и посмотрела так, что Полине стало страшно. «А нельзя так потому что!» – выговорила домработница каждое слово и приготовилась принять расплату за правое дело. «Нельзя было тебе логопедов нанимать, когда ты чуть на тот свет не отправилась, – не осталась в долгу Аурика. – Сейчас бы сидела и помалкивала, сама себе улыбалась».
– Ты что? С ума сошла? – Аля подошла к матери. – А если она не родит? Ты понимаешь, в каком она страхе жить будет? Что ты умрешь и муж бросит?
– А чего это она не родит? – затрясла головой Аурика Георгиевна. – С чего бы это ей не родить? А потом: с какой стати ты на меня бросаешься? Вы что? В уме повредились все четверо? Кто жаловался: рожать не хочет? Я? Мне вас хватило! Вместо того чтобы спасибо сказать, они меня в фашистки записывают! Вам какая разница, как я ее уговорила?! Главное – я же уговорила!
– Я тебя не просила, – как отрезала Альбина Михайловна и отошла прочь.
– Я тоже, – заявила о своей непричастности Наташа и строго посмотрела на Валентину, категорически отказавшуюся брать на себя вину за случившееся.
– Я попросила, – мужественно объявила Ирина и опустила голову. – Я хотела, как лучше…
– Хотела, как лучше, а получилось – как всегда, – повторила Валечка знаменитую цитату эпохи. – Я домой. Кто со мной поедет?
– Я, – моментально собралась Аля и направилась в прихожую. – А ты? – спросила она у Натальи Михайловны, демонстративно не замечая присутствия Ирины в комнате.
– Мы с Ирой вернемся, – отказалась Наташа покинуть материнский дом: как ни странно, ей стало жалко Аурику Георгиевну. – Договорить надо.
– Ну-ну, – бросила через плечо Альбина Михайловна и вышла из комнаты, с трудом сдерживаясь, чтобы не закричать от возмущения. «Что же это такое получается, – скакало в груди ее сердце. – Почти семнадцать лет моей семье не было никакого дела до моего ребенка. Все были заняты собой и вспоминали о ней только в день ее рождения. Теперь же все заняты устройством Леркиной судьбы, как будто у нее нет ни матери, ни отца, ни мужа!»
– Что с тобой, Аля? – не поворачивая головы, спросила сестру проницательная Валечка, вцепившись в руль так, что побелели костяшки пальцев.
Поездки за город стали для самой младшей из сестер Коротич настоящим испытанием: она ужасно боялась соседства с фурами, из окна ее маленького автомобиля кажущимися такими огромными, что у нее холодело в животе.
– Мне жутко, – жаловалась Валечка своему художнику всякий раз, когда они крались в свое Федоскино.
– Это вначале, – успокаивал ее Ярослав, но сам за руль не садился. – Зато вместо толкотни в электричке ты едешь со всеми удобствами.
