В вагоне электрички свободных мест не было, но как только полная Аурика в него вошла, пассажирам стало понятно, что если эту роскошь не расположить на кожаном сиденье вагона, в проходе образуется пробка, ибо обойти эту женщину получится не сразу.
– Мама, – зашипела на Аурику Валечка. – Иди, садись.
– Иду, – хорошо поставленным голосом сообщила Аурика Одобеску, и проход оказался свободен. – А ты говоришь, надо худеть, – обратилась она к Альбине, и пассажиры быстро сообразили, что между этой полной, но элегантно одетой дамой и четырьмя довольно крупными молодыми женщинами существует родственная связь – настолько их лица были похожи друг на друга. Скоро все пять сидели в ряд на одном вытянутом сиденье, причем одну его треть занимала великолепная Аурика.
Михаилу Кондратьевичу места не хватило, и он скромно остался стоять в другом конце вагона вместе с верной Полиной. Оба они были невысокого роста, по-старчески, хотя и стариками-то не были, согнуты и страшно худы, что навевало мысли о грызущей их изнутри болезни. Казалось, Полина подходила Коротичу гораздо больше, чем пышущая здоровьем красавица жена.
– Михал Кондратыч, – обратилась к профессору Полина, – а кто ж там, в Спиридоньевском, ночевать останется?
– Никто, – убежденно ответил Коротич. – И к чему?
– Положено так, Михал Кондратыч, – назидательно произнесла домработница Коротичей и поджала губы. – Душа сорок дней метаться будет. Придет, а дома и нет никого. «Не ждут, значит», – подумает и обидится.
– Ну, что вы говорите, Полина! – возмутился профессор. – Двадцать первый век на дворе, а вы такую ересь несете.
– Двадцать первый – не двадцать первый, а всегда так делают. Нельзя дом пустым оставлять, а то к нам явится.
Профессор посмотрел на женщину с опаской, но оспаривать ее правоту больше не решился и дипломатично посоветовал:
– Надо Аурику Георгиевну спросить.
– Откуда ж Аурика Георгиевна знает? – засомневалась в хозяйке Полина.
– Ну, так сами ей расскажите, – предложил профессор.
– А не послушает?
– А послушает? – продолжал препираться с домработницей Михаил Кондратьевич.
– Ну, и ладно, – обиделась Полина. – Было бы предложено, а хозяева́ пусть сами решают.
Профессор Коротич нахмурился, понимая, что домработница обвела его, доктора наук, вокруг пальца, и решил в долгий ящик не откладывать. Подойдя к жене, он нагнулся и что-то прошептал той на ухо. Брови Аурики взлетели вверх, и она заинтересованно посмотрела на якобы ни о чем не подозревающую Полину, уставившуюся на табличку, которая сообщала пассажирам о способах связи с машинистом поезда.
* * *
Переступив порог собственной квартиры, Аурика Георгиевна тут же отдала распоряжение накрыть стол и пошла к себе – переодеваться. После того, как из дома «выпорхнули» две средние дочери, у нее наконец-то появилась своя отдельная комната, о которой она мечтала столько долгих лет, с завистью глядя на Михаила Кондратьевича, по статусу имевшего возможность уединяться в своем собственном кабинете.
Не успела она стянуть с себя влажную одежду (благодаря своему весу Аурика активно потела и совсем не терпела духоты), как в дверь заскреблись.
– Что? – недовольно и с раздражением подала голос Аурика Георгиевна и застыла.
– Мам, – она услышала голос Валечки и тут же ожила. Младшая дочь обладала удивительной способностью распространять вокруг себя хорошее настроение даже тогда, когда это казалось принципиально невозможным.
– Входи давай, – поторопила Аурика дочь и начала стаскивать с себя бюстгальтер.
– Мам, – при виде огромной материнской груди, теперь больше напоминающей вымя, Валя поежилась. Она никак не могла привыкнуть к этому зрелищу, невзирая на то, что Аурика всегда легко демонстрировала детям свои внушительные прелести и вообще к наготе относилась весьма просто. По дому она, конечно, без трусов не ходила, но и ни одну свою девочку к ночной сорочке или пижаме не приучила: все они предпочитали спать «в чем мать родила».
– Валь, ну что ты как неживая, чего хотела? Я же сказала: сейчас выйду.
– Мам, – пожаловалась Валечка. – Там папа чего-то такое говорит – вообще непонятно! Я, между прочим, и так без дня рождения осталась…
– Я помню, – поспешила согласиться с дочерью Аурика Георгиевна, на миг представившая, какое разочарование постигло Валю в момент, когда оказалось, что похороны деда совпадают с ее днем рождения.
– Мам, – чуть не плача заявила Валечка, – я тебя сразу предупреждаю: к деду я ночевать не поеду.
– К какому деду? – не поняла Аурика.
– К нашему.
Ничего не понимающая Аурика Георгиевна накинула на себя халат и вышла из комнаты в поисках определенности. Предположить, что за время ее пятиминутного отсутствия Коротич сошел с ума, было довольно сложно, поэтому она потребовала объяснений.
– Что случилось? – уставилась она на мужа.
– Ничего не случилось, – отмахнулся он от жены и продолжил разговор со старшей дочерью: – Полина сказала, так положено. Но сам я это делать отказываюсь.
– Делать что? – нависла над ним медленно закипающая Аурика.
Слово взяла Наташа:
– Полина сказала, что после похорон в доме покойного обязательно должен кто-то ночевать из родственников.
– Ну, – поторопила ее мать, не выказав никакого удивления.
– Она объясняет это тем, что душа покойного в течение сорока дней мечется между небом и землей и навещает свой дом с целью убедиться, что в этом доме о ней помнят.
– Я знаю, ну…
– Что ты заладила?! – возмутилась Наташа. – Я, например, ни о чем подобном никогда не знала. Первый раз слышу.
– Это старо как мир, – не преминула напомнить Аурика и тут же добавила: – Похоронный обряд в православии.
– Вот я и говорю. – Домработница с опаской посмотрела на хозяйку. – Нельзя дом пустым оставлять. Сорок дней…
– Ладно, – оборвала ее, не дождавшись конца рассказа, Аурика Георгиевна. – Сделаем, как положено. Я у папы переночую. Ты как, Коротич? – без присущего ей нажима поинтересовалась она у мужа и, в который раз отметив его неважный внешний вид, пожалела и разрешила остаться дома.
– Я не могу, – отказалась Альбина и вопросительно посмотрела на молчаливого мужа, с легкой руки Аурики Георгиевны получившего в семье прозвище «болтуна». Как обычно, Спицын не произнес ни слова, но всем стало ясно, что он ни при чем. – У меня, вообще-то, Лерка одна дома, – с извинительной интонацией призналась Алечка. – Можно, я домой?
– Можно, – поддержала сестру Ирина. – Я тоже домой. С моим Белоусовым договариваться – себя терять. Скажешь: «У деда ночую» – не поверит. Всю ночь дергать будет.
– А он, кстати, у тебя где? – полюбопытствовала Наташа. – Я что-то его сегодня не видела.
