Тут на его лице возникло сомнение, он задумался.
— Ну вот, вы, кажется, начали понимать! — Маркиз улыбнулся. — Вы сказали, что пошли отмываться от крови, а Виктор с Анфисой остались в комнате. А когда вы вернулись, мешок был уже зашит… Откуда ты знаешь, что в нем было? — Маркиз перешел «на ты». — Может, там картошка была или свиная туша?
— Скорее туша… — задумчиво проговорил Михаил. — Картошку я бы не спутал… И кровь… — Вдруг он вскинул взгляд на полицейского и удивленно воскликнул: — Да откуда ты знаешь, что там не Анатолий был?
— А вот откуда. — Маркиз жестом циркового фокусника достал из кармана распечатанную на листе бумаги черно-белую фотографию — мрачный мужчина с маленькими, глубоко посаженными глазками был изображен в фас и в профиль.
— Он? — спросил Лёня, положив фотографию перед водителем. — Анатолий?
— Ну, он… — проговорил Михаил, вглядевшись в снимок. — На всю жизнь его лицо запомнил… И что из этого?
— А вот что. — Маркиз развернул лист и прочел напечатанный под фотографией текст: — Это Анатолий Продольный, одна тысяча девятьсот шестьдесят пятого года рождения. Арестован в городе Трубинске за ограбление пивного ларька; как ранее судимый, осужден на два года колонии общего режима. И произошло это знаменательное событие в прошлом году, то есть больше, чем через год после того, как, по твоим словам, вы с Виктором утопили его труп в озере.
— Да как же это… да что же это… — забормотал Михаил. — Так, выходит, что Анфиска с Витькой меня…
— Обманули, подставили, обвели вокруг пальца! — подсказал ему Маркиз. — Договорились с Анатолием Продольным, заплатили ему, чтобы он изобразил покойника, перемазали его кровью, а дальше ты уж сам понимаешь…
— Да не может быть… — Водитель никак не мог осознать новую информацию, не мог смириться с ней.
— Очень даже может! — возразил Маркиз. — Ты же помнишь, как Анфиса провела тебя с ребенком? А если один раз такое учинила, какая ей после этого вера? Вот, посмотри еще на эту справочку. Форма номер девять — знаешь, что это такое?
— Справка о прописке?
— Точнее, справка о регистрации людей, проживающих на данной жилплощади.
Маркиз протянул Михаилу еще одну бумагу.
— В доме номер… по улице… — вслух прочитал Михаил и быстро взглянул на «полицейского». — Это мой адрес… в доме… проживает гражданин Курочкин Виктор Николаевич и гражданка Курочкина Анфиса Борисовна… Как это — Курочкина? Анфиска же Лемешева! Она же носит мою фамилию!
— Была Лемешева, а стала Курочкина. Вышла замуж за Виктора и сменила фамилию…
— Как это — замуж? — возмутился Михаил. — Разве можно при живом муже замуж?
— А кто тебе сказал, что при живом? Когда ты исчез, Анфиса тут же заявила в полицию, объявила тебя в розыск. А потом, примерно через год, в речке нашли какого-то неизвестного утопленника, и она опознала в нем своего мужа, то есть тебя. И после этого благополучно вышла замуж за Витю.
— Ах она, зараза! — Михаил скрипнул зубами. — Ах они, сволочи! За что они так со мной?
— Думаю, вопрос «за что» тут не стоит. Скорее можно спросить — зачем. А вот тут, конечно, есть доля твоей вины…
— Это как же? — нахмурился Михаил.
— А очень просто. Ты же сам рассказал, что дом у тебя загляденье: большой, красивый, снаружи — хороший сад, внутри — все удобства…
— Да, домик я хорошо обустроил! — Даже в такой ситуации Михаил невольно улыбнулся.
— Ну вот, Анфиса и не устояла, захотела этот пряничный домик заполучить в свое единоличное владение. И ради этого дома пожертвовала двумя людьми…
— Двумя? — переспросил Михаил.
— Конечно! Ведь сначала она разделалась с твоей женой — заставила тяжело страдать, а потом просто убила. Наверняка она подменила ей сердечное лекарство. Ты ведь сам говорил, что застал ее ночью возле холодильника. Значит, в глубине души ты уже подозревал Анфису, да только сам себе не хотел верить!
— Но я-то тоже хорош… Родную жену довел до края могилы, Анфиске осталось ее только подтолкнуть… — Михаил закрыл лицо руками, плечи его затряслись. — Нет мне оправдания! Как я мог с родным человеком так обойтись… — Вдруг он распрямился, лицо его горело. — Сейчас же поеду в Трубинск! Выведу их на чистую воду! Заставлю за все ответить! Не будут они в моем доме жировать! Не пройдет у них этот номер!
— Подожди, Михаил, подумай! — остановил его Маркиз. — Никогда ничего не предпринимай сгоряча. Вот представь, приедешь ты в Трубинск, скажешь, что ты — Михаил Лемешев, а кто тебе поверит? Ты ведь по документам числишься умершим! Знаешь, как трудно будет эти документы оспорить?
— Ну, я не знаю… Меня ведь там должны помнить…
— А вот не факт. За два года многие поразъехались, кто-то умер, а кто и остался, привыкли уже к тому, что тебя нет на свете, и засомневаются — ты ли это или просто какой-то самозванец на хороший дом зарится! Ты ведь тоже за это время изменился. Как ты сможешь доказать, что ты — это ты? Кроме того, что ты, собственно, можешь предъявить Анфисе и Виктору? В чем можешь их обвинить?
— Как — в чем? — Михаил растерялся. — Они же… они такое… они меня…
— Всего лишь разыграли! Вот какой линии они будут держаться! А что Анфиса опознала тебя в неизвестном утопленнике, так она скажет, что ошиблась, и попробуй докажи обратное!
— А что она жену мою отравила?
— А вот это теперь точно не докажешь! Времени прошло слишком много, да и жену, наверное, кремировали?
— Кремировали! — вздохнул Михаил.
— Ну вот, видишь… Даже если Анфиса ее отравила настоящим ядом, а не просто подсунула какое-нибудь неподходящее лекарство, теперь уже ничего не докажешь, никаких улик не осталось. И она еще на тебя стрелки переведет…
— Так что же — выходит, я ничего не могу сделать? Они отняли мой дом, даже имя, всю мою жизнь под откос пустили — и будут дальше жить и радоваться?
— Нет! — возразил Маркиз. — Мы этого не до-пустим!
— Мы? — переспросил водитель. — А ты-то здесь при чем? С какого боку тебя это касается?
— Вроде бы ни при чем, — согласился Маркиз. — Но считай, у меня такой пунктик: не люблю несправедливость в любых ее проявлениях! Кроме того, Миша, я хочу тебя попросить о помощи в том деле, которым сейчас занимаюсь. И если ты поможешь мне, то и я помогу тебе восстановить справедливость.
— Помогу! — оживился Михаил. — Все, что угодно, сделаю! А что это за дело-то?
— А дело это, Миша, касается твоего покойного хозяина, Николая Львовича.
— А что, с его смертью тоже есть какие-то неясности?
— Насчет этого не могу сказать, есть такое понятие — тайна следствия, но тут вот какое дело. Была у Николая Львовича записная книжка. Черная, старомодная, в коленкоровом переплете. Лежала всегда в сейфе, но после его смерти куда-то пропала… Так вот, мне поручено эту книжку найти.
