Папаша засверкал слишком белозубой улыбкой:
– Я устал немного, летел издалека, поэтому немного заговариваюсь. Начну еще раз. Анастасия, моя теща, была монашкой.
– Разве монахини рожают детей? – хмыкнул полковник.
Я пнула Дегтярева под столом ногой, но толстяк никак не отреагировал на тычок и продолжил:
– Им же запрещено общаться с мужчинами!
Я как можно сильнее стукнула Александра Михайловича по голени. Раздалось недовольное ворчание, из-под стола вылезла Роза и уставилась на меня круглыми обиженными глазами, в которых застыл вопрос: «Эй, чего дерешься?» Я схватила кусок сыра и нарочно уронила его на пол. Роза перевела взгляд на «Эдам», ее очи начали вываливаться из орбит, и тут подлетела Мафи. Ам! Поняв, что у нее перехватили добычу, Роза зарыдала, я взяла другой ломтик и запихнула мопсихе прямо в пасть, шепнув:
– Не обижайся за пинки, они должны были достаться полковнику, и не тормози, увидев, что еда спланировала на пол, сразу хватай ее, потом разберешься, нравится тебе она или нет.
Петр Андреевич тем временем плел сагу:
– Женщины не рождаются монашками. Анастасия сначала вышла замуж, родила Лену, а уж потом ушла в монастырь. Елена поступила так же после смерти мамы, она отреклась от мира и сейчас молится за наше здоровье. Когда я сказал «жена умерла», имел в виду, что она отреклась от мирской жизни.
– И вы более не оформляли брак? – допытывалась Зоя.
– Я посвятил себя воспитанию Дашеньки, – заявил Петр. – Везде девочку за руку водил, ни на шаг от себя не отпускал.
– На что же вы жили? – удивился Дегтярев. – Наверное, нуждались?
Я пошарила ногой под столом, нащупала ступню полковника и что есть силы наступила на нее.
– Ой! – взвизгнула Глория и наклонилась. – Кто-то из собак мне на ногу сел! Да так больно стало!
Петр Андреевич повернулся к полковнику:
– Я – владелец крупного торгово-промышленного комплекса, он выпускает мебель. Дело налажено, не требует постоянного присмотра, у нас с дочкой было все и даже больше.
– Погодите, – ожила Глория, – но Дашенька родилась в советские годы, тогда не разрешалось иметь свои фабрики-заводы.
– Я подпольно выпускал диваны, на меня вся Аляска работала, – выпалил Петр.
– Аляска? – не выдержал Феликс. – Она же в Америке!
– Нет, – не дрогнул Петр Андреевич, – так называется деревня в Тихоокеанской области.
Я быстро запихнула в рот кусок пирога с капустой. У папеньки все в порядке с фантазией, но большие проблемы с географией, надо постараться увести беседу в другую сторону.
– У вас интересная семья, – сказала Зоя Игнатьевна.
– О да! – оживился Петр. – Знаю нашу родословную аж до тридцатого колена. Мой прапра… дед появился на свет в одна тысяча сто двадцать третьем году.
– Дашенька у нас из древнего рода, – восхитилась Зоя. – Дорогая, почему ты никогда нам об этом не рассказывала?
– Ммм, – пробормотала я, – посчитала неприличным кичиться своим происхождением.
– Какая прелестная скромность! – пришла в восторг Зоя Игнатьевна.
Я подавилась кулебякой. С ума сойти! Ректор Института проблем человеческого воспитания поверила в чушь, которую несет Петр? Зоя четко соблюдает все светские правила: если кто-то в ее присутствии начнет самозабвенно врать, рассказывая, что каждый вечер пьет чай вместе с президентом, бабушка Феликса никогда не станет уличать человека во лжи. Она поведет себя так, как, по ее мнению, должна поступать безукоризненно воспитанная дама. Зоя навесит на лицо улыбку, прикинется, будто верит лгуну, единственное, что она не сможет изменить, – это выражение своих глаз. Но сейчас ее взор полон искреннего восхищения. И она, услышав глупость про предка, мгновенно стала мне нежно улыбаться. Прекрасно знаю, что Зоя считает меня выскочкой, парвеню, женщиной, совершившей стремительный прыжок из грязи в князи, богатой новой русской с темной биографией. Три брака, мои дети, домашние животные, то, что я не работаю, моя дружба с Дегтяревым – все это не нравится пожилой даме. А тут вдруг! Оказывается, Дашенька-то с богатой родословной, ну прямо как мопс Хуч!
– Хотите, я нарисую наше генеалогическое дерево? – возбудился Петр. – Дайте бумагу и ручку. Князья Васильевы-Онорэ появились на Руси…
Вот здорово! Я из княжеского рода!
– Вы связаны с Францией? – с придыханием спросила Зоя.
– О да! – воскликнул Петр. – Поэтому доченька прекрасно владеет басурманским языком, это ей генетически передалось. Итак, мой прапра…
– Уже поздно, – попыталась я остановить доморощенного барона Мюнхгаузена, – наверное, все спать хотят!
– Нет, – хором ответили Зоя Игнатьевна, Лори и Анфиса, – нам очень интересно.
– Не знала, что вы такая дворянка, – с восхищением пропела домработница. – Теперь ясно, отчего у вас капризы: то геркулесовая каша холодая, то на чашке потеки коричневые, то вещи в гардеробной не на те вешалки устроены. Это вам аристократическая кровь спокойно жить не дает.
Петр Андреевич, почуяв внимание публики, приосанился, откашлялся, и тут вдруг раздался голос Дегтярева:
– А и правда, ночь на дворе, мне пора уходить, утром рано вставать, но очень хочется узнать историю семьи Васильевых. Давайте перенесем разговор на завтра!
– Ну, если вы так просите, то, конечно, я не стану возражать, – ледяным тоном сказала Зоя Игнатьевна.
– Ага, – подтвердил совершенно не обремененный воспитанием полковник.
– Давайте для завершения приятной беседы мы с доченькой споем для вас нашу фамильную старинную колыбельную, – предложил Петр. – Меня научил ей прадедушка, князь Васильев-Оноре. А он узнал ее от своего деда, корни этого зонга уходят во второй век до нашей эры. Дашенька так красиво выводит мелодию!
Глория зааплодировала:
– Просим, просим!
Я сделала попытку отвертеться:
– Увы, в доме нет рояля.
– Ничего, мой ангел, исполним а капелла, – не сдался Петр.
– Папочка, вы потеряли салфетку, – проворковала я.
– Где она? – не понял Петр.
Я показала пальцем на пол:
– Наклонитесь, вон лежит.
– Не вижу, – пробормотал папенька.
Ну вот, наконец-то врун произнес единственные слова правды за все время чудесного семейного ужина. Он не заметил салфетку, потому что ничего не ронял.
Я быстро встала, присела у стула эрзац-родителя и воскликнула:
– Ох, не могу вытащить, она попала под ножку стола. Папочка, помогите.
Петр Андреевич вскочил и опустился на корточки рядом.
Я прошептала:
– Прекращайте это кретинство. Я не умею петь.
