– Хватит паясничать! Отлично знаешь, что это актер, нанятый изображать отца невесты.
Дегтярев потер рукой затылок:
– Ну да, мне Феликс правду рассказал. А вот Зое Игнатьевне ее не сообщили, поэтому будь осторожна: старуха рассвирепеет, как голодная гюрза, если выяснит, что ее водят за нос.
– Почему Зое Игнатьевне не рассказали о спектакле? – возмутилась я. – Где Маневин?
– Тут, – заявил Феликс, возникая в холле, – вышел сказать тебе, что…
– Зоя принимает лицедея за моего кровного родственника, – перебила его я. – Почему ты не объяснил ей суть дела?
Феликс замялся:
– Ну… она… человек без чувства юмора, не поймет прикола, начнет зудеть… и вообще… я собирался Зою предупредить, но не успел. Приехал с работы, а Петр уже тут чай пьет, соловьем разливается, каким прелестным ребенком Дашенька была в детстве. Ты, оказывается, пела песенки! Глория с бабушкой в восторге от твоего папаши.
– Лори тоже не знает, – поняла я, – ты и мать в курс дела не ввел!
Маневин развел руками:
– Прости.
– Зачем мы только пошли на поводу у агентства и согласились на спектакль с папашей! – запоздало возмутилась я. – Чья это свадьба? Наша или Зои Игнатьевны? Все! Прямо сейчас иду в столовую и объявляю: «Никаких торжественных церемоний не будет. Мы просто распишемся и тут же улетим отдыхать».
– Тише, тише! – зашикал Дегтярев. – Зоя Игнатьевна так просто не успокоится. Дорогая, давай решим дело мирно. Экая ерунда, всего-то надо пожить пару дней с эрзац-папашей под одной крышей! Потерпи, это скоро закончится. Зато и овцы останутся целыми, и волки сытыми.
– Насчет волков ты прав, – вздохнула я. – Зоя Игнатьевна получит идеальную свадьбу внука, а вот овца, то есть я, возможно, и останется целой, но будет здорово помятой морально.
Александр Михайлович схватил меня за плечи и втолкнул в гостевой туалет.
– Послушай, Феликс отличный мужик.
– Знаю, – согласилась я.
– И он тебя любит.
– Не сомневаюсь в этом.
– Но еще Маневин прекрасно относится к матери, – продолжал полковник, – он не хочет, чтобы Зоя Игнатьевна выпила из Глории всю кровь и следующие лет двадцать при каждом удобном случае твердила: «Нас зовут на день рождения? О! Сколько же лет имениннице? Пятьдесят ей отмечали в тот год, когда Феликс и Даша отказались как следует отпраздновать свадьбу». Ну, и тому подобное. Пожалей Лори и своего мужа!
– Ты прав, – вздохнула я. – Моя истерика закончилась, пойду на встречу с папенькой.
– Солнышко, когда освободишься, напишешь для меня небольшой текстик на французском? – заныл Александр Михайлович.
– Нет, – отрезала я.
– Очень надо, – заканючил полковник.
– Воспользуйся переводчиком в компьютере, – посоветовала я, потом не удержалась и заявила: – Я знаю, зачем Бритвина в Москву летела, но никогда тебе не расскажу.
– Ты выяснила, куда она направлялась? – подскочил толстяк.
– Да, – гордо ответила я, – и еще кучу интересного.
– Слушаю тебя внимательно. Немедленно докладывай, – приказал Дегтярев.
– С какой стати? – прищурилась я. – Не являюсь твоим сотрудником, не участвую в расследовании. Все, направляюсь в столовую.
– Погоди… – попытался остановить меня толстяк, но я ужом выскользнула из туалета и, путаясь в собаках, побежала в столовую.
Глава 18
– А вот и ваша дочка! – воскликнула Зоя, увидев меня на пороге.
Я заулыбалась – впервые вижу старуху в столь радужном настроении. Сидевший спиной ко мне мужчина обернулся, потом встал и раскрыл объятия:
– Обезьянка! Как же я рад тебя видеть!
– Ах, какое милое прозвище! – отметила Зоя.
Я старательно удерживала на лице гримасу счастья.
– Да, оно ей очень нравилось, – продолжал Петр Андреевич. – Ну, поцелуй папочку.
Я приблизилась к мужику, обняла его и шепнула на ухо:
– Еще раз обзовете меня обезьяной, немедленно уедете отсюда.
– И я очень рад тебя видеть, – заявил Петр. – Слушай, я совсем плохой стал! Обезьянкой-то звали не тебя, а Настю!
– Да, папа, вы перепутали, – хмыкнула я.
– Прекрасно, когда дети обращаются к родителям на «вы», – пришла в восторг Зоя Игнатьевна. – А кто такая Настя?
– Моя мама, – ляпнула я.
Лицо Зои окаменело:
– В семье называли родную мать обезьяной?
Я растерялась. Ну, Дашутка, теперь попытайся исправить глупость. Но что сказать-то?
– У моей жены девичья фамилия была Обезьяна, – пришел мне на помощь Петр, – я предложил ей в браке стать Васильевой, но супруга отказалась.
Зоя Игнатьевна расцвела улыбкой:
– Необычная фамилия, однако ее нельзя назвать неблагозвучной.
– Вот и Лена так считала, – закивал папенька, – поэтому осталась Обезьяной. Имя свое она не любила, считала его простецким, хотела сменить на Терезу, но мой тесть категорически запретил дочери это делать. Тереза Обезьяна. Простите, звучит по-идиотски.
Я с уважением взглянула на «папашу»: надо же так ловко врать! У Петра Андреевича богатая фантазия, на ходу сплел довольно складную историю.
– Вот поэтому Елена велела всем и на работе, и дома звать ее Обезьяной, – вещал Петр.
– Погодите, но вы ранее сказали: «Обезьянкой звали Настю», – неожиданно вспомнила Зоя. – Откуда взялась Елена?
Я уронила на пол кусок хлеба. Зоя Игнатьевна-то весьма внимательна, она похожа на Мафи. Пагль мирно лежал на ковре, не смотрел в мою сторону, но все равно ухитрился заметить спланировавший на пол ломоть батона, живо подскочил к нему и в мгновение ока слопал. Ни мопсы, ни Афина, ни Гектор даже глазом не успели моргнуть.
– Настя? – повторил Петр Андреевич. – Ах, Настя… Это мать Елены, бабушка Даши.
– Разве ее звали не Афанасия Константиновна? – удивилась бабушка Маневина.
Папенька нашелся:
– Верно, но ведь у человека две бабушки.
– А где сейчас ваша жена? – полюбопытствовала Глория. – Даша никогда о ней не вспоминает.
Петр сделал скорбное лицо:
– Скончалась много лет назад, Дашенька только-только пошла в детский садик.
– Очень жаль… – протянула Зоя Игнатьевна. – Значит, у Дарьи плохая генетика. Ей точно достались от матери проблемы со здоровьем. От чего умерла ваша жена? В каком возрасте? Не хочется, чтобы мой внук остался вдовцом, не успев жениться.
Я поперхнулась минералкой. Обычно Зоя столь откровенно не высказывается. Ну, Петя, ваш ход.
