Салон находился в подвале жилого дома и выглядел, мягко говоря, не особо респектабельно. В единственном окне, расположенном ниже уровня асфальта, была выставлена фотография мужика, сплошь покрытого татуировками, с кольцом в носу, бровях и обоих ушах. Тут же надпись красным фломастером, успевшим выцвести до бледно-розового цвета: «Татуировка, пирсинг» и часы работы. Протасов потянул на себя железную дверь, уже хотел войти, опомнился и пропустил меня вперед. Я вошла с некоторой опаской, узкий коридор тонул в полумраке, впереди на длинном шнуре раскачивалась единственная лампочка.
Услышав наши шаги, появился парень лет тридцати, и я поняла, что именно его видела на фотографии, правда, в реальности железа на нем оказалось еще больше. Он оглядел нас с сомнением и уточнил:
– Вы ко мне?
– К вам, – кивнул Протасов, а парень неожиданно широко улыбнулся.
– Парную татуировку?
Я испуганно перевела взгляд на Протасова, тот покачал головой и достал фотографию Ольги. Татуированный бросил на нее взгляд без всякого интереса и вернул назад, я ожидала услышать в ответ «не знаю, не видел» и уже собралась уходить, когда он огорошил:
– Была она у меня, весной, примерно месяца три назад, может, больше.
– Уверены? – уточнил Платон Сергеевич, боясь спугнуть удачу.
– На память не жалуюсь, – пожал татуированный плечами, человеком он оказался разговорчивым, несмотря на свой устрашающий вид, потому что продолжил без всякого к тому побуждения со стороны Протасова: – У меня клиентура специфическая, случайных людей мало… особенно девушек. А эта еще и нервная оказалась. На меня смотрела так, точно я инопланетянин, и очень торопилась. Но нахамить успела. Каждый, мол, по-своему с ума сходит, и все такое… Я ей попытался объяснить: пирсинг – это философия. Но она твердила «давайте быстрее, времени нет». Зачем что-то делать, не понимая, зачем ты это делаешь?
Физиономия у меня непроизвольно вытянулась.
– Она у вас пупок прокалывала? – брякнула я слегка невпопад.
– Да, прокалывала. Только я не понял зачем. Она-то сказала, что пирсинг нравится ее парню.
– Похвальное стремление угодить любимому, – кивнул Протасов. – Еще что-нибудь припомнить можете?
– Заплатила за работу и сразу ушла.
– А сережку она с собой принесла? – вновь задала я вопрос.
– Нет. Здесь выбрала. Ткнула пальцем в первую попавшуюся. Даже не рассмотрела как следует. Очень странная девица, – заключил мужчина и выжидающе на нас уставился.
– Спасибо, – точно опомнившись, сказал Платон Сергеевич, и мы поспешили удалиться.
– Тебе нравится пирсинг? – спросила я с подозрением.
– Нет. Хотя пупок – еще куда ни шло. А вот когда что-то торчит в бровях, губах и носу – это просто отвратительно, – тут он нахмурился и спросил с легким уклоном в подхалимство: – Уверен, твой пупок выглядит восхитительно.
– Нормально он выглядит. Сережку я давно не ношу. Собственно, была она у меня не больше месяца. А татуировщик-то не прост. «Зачем что-то делать, не понимая, зачем ты это делаешь», – передразнила я. – Философ… лично у меня такое сплошь и рядом… Теперь мы в курсе, где Ольга проколола себе пупок, – вздохнула я. – И что? Очень нам это поможет найти убийцу?
А Протасов вдруг сказал:
– Чертовщина какая-то…
– Что ты имеешь в виду?
Но ответить он не успел: зазвонил мобильный в его кармане. Платон Сергеевич на звонок поспешно ответил, расплываясь в сладчайшей улыбке:
– Елена Михайловна, звезда очей моих, ну, наконец-то… – В ответ я услышала женское хихиканье, но слов разобрать не удалось. А Протасова так и разбирало: – Когда осчастливите вашего верного раба… хорошо, друга. Уж тут вы возражать не станете… – Как видно, дурака валять ему все же надоело, и он заговорил серьезно: – Очень, очень надо поговорить и как можно скорее. Это важно для меня… – Протасов выслушал ответ, досадливо поморщился и убрал телефон. Предваряя мой вопрос, пояснил: – Мадам Бурденко… чтоб ей…
– Неужто отказалась с тобой встретиться? – усмехнулась я.
– Все не так скверно… хотя как посмотреть… Сегодня в десять вечера, в кафе «Солярис».
– Мадам к тебе неровно дышит и будет соблазнять? – проявила я догадливость. Протасов вновь поморщился.
– Живым в руки не дамся.
До десяти оставалась еще уйма времени, и мы отправились домой. Само собой, квартира Платона Сергеевича вовсе не была мне родным домом, но мысленно я именно так ее назвала, а Протасов и вслух, что, впрочем, вполне естественно. Неестественно то, что вроде бы выходило, что это и вправду наш дом. Платон Сергеевич вряд ли по этому поводу заморачивался, а вот я сильно на себя гневалась, и вместе с тем… вместе с тем думать о нашем доме было, скорее, приятно.
Не успели мы войти в подъезд, как дежуривший охранник тут же кинулся нам навстречу. Взглянул на меня, улыбнулся и зашептал Протасову на ухо… впрочем, из-за невысокого роста до уха все равно не доставал, так что все я распрекрасно слышала, мог бы не мучиться.
– Платон Сергеевич, вас спрашивали.
– Дама?
– Нет, – охранник поджал губы и трагически покачал головой, сделал паузу и продолжил: – Господин из полиции. Суриков Игорь Олегович.
«Тот самый следователь, что расследует убийство Ольги», – успела подумать я.
– Мы ж недавно виделись… И что он хотел? Со мной встретиться?
– Не совсем, – охранник со страдальческим видом вновь покосился в мою сторону, а Протасов поспешно добавил:
– Говорите. У меня нет секретов от девушки.
– Интересовался, не появлялась ли здесь в последнее время одна женщина. Показывал фотографию.
– Женщину вы узнали?
– Узнал, – вздохнул охранник. – Нина, кажется.
– Домработница?
– Да. Мы ведь иногда с ней болтали, так, двумя-тремя словами обмолвимся…
– И что, вы ее видели в последнее время?
– В субботу, утром. – При этих словах я слабо охнула и покосилась на Протасова, но его, в отличие от меня, новость не особо впечатлила.
– В субботу? – нахмурился он. – Вы уверены?
– Конечно. Профессиональная память на лица. Все, кого хоть раз встречал…
– Но с Ниной я в субботу не виделся. А что Суриков?
– Потребовал записи с видеокамер. Но мы их больше трех-четырех дней не храним. Сегодня утром я как раз удалил старые записи. И о визите домработницы промолчал.
– Почему? – вроде бы удивился Протасов.
– Не хотел ничего предпринимать, не посоветовавшись с вами. Вы говорите, что в субботу Нину не видели. Выходит, я правильно сделал, что ничего ему не рассказал.
– А когда Нина уходила, вы с ней разговаривали? – проявил интерес Платон Сергеевич. Вопрос вызвал легкое замешательство.
