– Да все нормально, мама. – Фрося попыталась успокоить ее, хотя и сама расстроилась. Неужели она и на окружающих производит такое же удручающее впечатление?
И тут же увидела, что пьяный мужик откровенно облизывает горлышко бутылки и бросает в ее сторону недвусмысленные взгляды.
– Мама, давай перейдем в другой вагон, – шепнула Ефросинья.
Но в тот же момент над ней нависла человекообразная обезьяна, пропахшая табаком и перегаром. По всей вероятности, пивом мужики заглушали вчерашний перепой, да уже с утра выкурили пачку сигарет, поэтому амбре от нетрезвого гражданина исходило в буквальном смысле потрясающее.
– Ну что, красивая, – игриво обратился он, по виду совершеннейший бандит, к Фросе, – «поехали кататься»?
– Не трогайте меня, – едва выпалила Ефросинья.
– А ты у нас недотрога? – обхватил ее лапищами и прижал к себе пьяница.
– Что вам угодно?
– Пойдем, потискаемся в тамбуре! – загоготал он на весь вагон.
Пассажиры притихли, многие сделали вид, что увлечены пейзажем за окном. Женщины закрывали своим детям глаза.
– Отстаньте от моей дочери, идите на свое место, – попросила Зинаида Федоровна.
– Заткнись, старая грымза! Ну-ка, красотка, открой ротик, я налью тебе пивка, – продолжал изгаляться нетрезвый тип.
– Люди! Помогите кто-нибудь! – воскликнула всего лишь одна пожилая женщина в вагоне. – Мужчины! Ну, хоть кто-нибудь! Что же творится-то? Помогите девушке!
– Я прошу вас удалиться, – все еще вежливо сказала наглецу Зинаида Федоровна.
– Тебе, старая, жить надоело? Вот сейчас «пером» почешу шкурку-то, будешь знать, как встревать! – налитыми кровью глазами посмотрел на Кактусову-старшую второй из алкоголиков и вдруг заикал, подавившись собственной слюной.
Прямо на него смотрело дуло большого, черного и страшного пистолета. Его друг, увидев замешательство своего подельника, перехватил его взгляд и тоже оторопел.
– Ты чего это, бабка? Ты чего…
Зинаида Федоровна прищурилась, крепко сжимая рукоятку оружия.
– А ну-ка отвали, мразь, от моей дочери!
– Да ты что, бабка? – снова повторил, как заезженная пластинка, мужик. – Неужто стрелять будешь?
– А ты хочешь проверить? – не меняя тона и взгляда, спросила Зинаида Федоровна.
– Мама! – ахнула Ефросинья.
Бандиты медленно отпустили ее и отступили к дверям. Вместе с ними отступил и неприятный запах.
– Вон отсюда! – прикрикнула на пьяниц мать Кактусова-старшая.
Мужики, тихо матерясь, вышли из вагона, совершенно расстроенные, что с ними справилась старушка. Пассажиры вздохнули спокойно, и кто-то выкрикнул:
– Молодец, женщина! Браво!
Ефросинья вытерла лоб.
– Ну, ты даешь… Откуда у тебя оружие?
– Какая разница? Не заостряй внимание. И так все смотрят…
– Мама!
– Ну, отцовский это пистолет. И что? Думаешь, я телевизор не смотрю, ничего не вижу и не слышу? Кругом одни бандиты! А мы с тобой две беззащитные женщины без своего транспорта в Подмосковье… Вот я его и прихватила. И, как видишь, не зря.
– Однако, ты удивила меня, мама.
– Знаю. Но я всегда готова прийти тебе на помощь. А ты учись!
– Мам, но ты особо пистолетом-то не размахивай. У тебя же нет разрешения на оружие.
– Зато у моего покойного мужа оно было! Раньше он меня защищал, а теперь я буду защищаться его оружием. И своего ребенка никому в обиду не дам!
Когда женщины покидали электричку, несколько пассажиров зааплодировали им.
На перроне Фрося все время оглядывалась. Она успела сильно испугаться в электричке и теперь опасалась, как бы те двое мужиков, налитых пивом под самую завязку, не вышли за ними, чтобы отомстить. Но по платформе шли обычные люди с сумками на колесах, рюкзаками и корзинками.
Через десять минут мать и дочь подошли к своей даче. Это был маленький, деревянный и даже слегка покосившийся домик с верандой и незакрывающимися ставнями. Евгений Григорьевич был гениальным физиком и при этом совершенно не приспособленным в быту человеком, не умевшим вести хозяйство. По дому он не делал ровным счетом ничего. Поэтому их милая дачка готова была уже развалиться на запчасти. Вокруг дома на десяти сотках буйно разрослись все растения из учебника ботаники – все, кроме плодоносных.
– Давно мы здесь не были… – вздохнула Фрося.
– У меня возник план продать дачу, – наконец-то выдала цель путешествия Зинаида Федоровна.
– Продать нашу дачу? – эхом откликнулась удивленная Ефросинья.
– Да, именно. Ну, сама подумай, зачем она нам. Машины у нас нет, да и тебе с твоим зрением за руль нельзя садиться. Вот так ездить на электричках? Нарываться на откровенное хамство?
– Не очень-то хотелось бы…
– Вот-вот! Сегодняшний случай – тому подтверждение. Словно знак. И потом, посмотри на дом. Он же не сегодня завтра рухнет. И останемся мы с тобой совсем ни с чем. Для такого участка и дома мужские руки нужны. А у меня, да и, кажется, у тебя тоже таких рук не предвидится. К тому же нам деньги понадобились. Самое главное в жизни – здоровье, ради него не жалко потратиться. Продадим участок и вернем долг. Ты вылечишься и не будешь должна Геннадию. Он в самом деле нехороший тип. Для чего нам дача? Совершенно ни к чему! – продолжала убеждать дочь и заодно себя Зинаида Федоровна. – Правда, за нее много не дадут, я узнавала. Цены резко упали, когда рядом проложили трассу. К тому же дом сносить надо, строить новый, специалисты сразу это поймут. Да и я обманывать не буду, не могу я так. А земля у нас запущенная…
– Но ведь жалко, мама!
– Жалко у пчелки!
– Раньше ты так нелитературно не выражалась, – отметила Ефросинья.
– Времена изменились, и я изменилась. И тебе советую. Если повезет, полтора миллиона получим. Пятьсот тысяч отдадим противному Геннадию, а нам целый миллион останется. Можем купить что-нибудь…
– Сдаюсь! Я смотрю, ты уже все решила, – подняла руки Фрося.
– Поверь мне, другого выхода нет. Я понимаю, что на этой даче прошло твое детство, что у тебя с ней связано много воспоминаний, но так будет лучше.
– Да, вот здесь мы с отцом вешали гамак, и он мне читал сказки весь вечер напролет… А тут мы разводили костер и жарили шашлыки…
– Конечно, я все помню, Фрося! Счастливые времена были. Но надо двигаться дальше, и с чем-то, учитывая сложившиеся обстоятельства, придется расстаться. Будь уверена, Фрося, твой отец поступил бы именно так. Лично я убеждена, что он сейчас смотрит на нас и говорит: «Продавайте к чертовой матери этот дом, лишь бы вам на пользу пошло!»
Женщины поднялись по скрипящим ступенькам крыльца, открыли дверь и зашли внутрь. Пахнуло затхлостью. Такой запах появляется всегда, когда в помещении долго никто не обитает.
