- Вы несете какой-то бред... Какие эксперименты? С чего
вы это выдумали? Да, я не образец нравственности, тут вы правы, и раз уж вы
меня выследили, престарелая сыщица, то отпираться я не стану. Я люблю женщин, я
их обожаю, я - профессиональный донжуан. И если хотите, я - профессиональный
отец. Я люблю, когда мои женщины рожают моих детей. И что плохого в том, что я
не могу бросить жену, оставшуюся инвалидом после автокатастрофы? Что вы мне тут
мораль читаете? Я - уважаемый врач, доктор наук, ко мне на приемы записываются
за три месяца, так что можете себе представить, какие деньги я зарабатываю.
Никто из моих детей ни в чем не нуждается, вы слышите? И матери этих детей
счастливы, смею вас заверить. Вам не в чем меня упрекнуть.
- А дети Галины? Их вы бросили на произвол судьбы.
Почему? Они-то как раз больше всех нуждаются в вашей помощи и внимании. И в
ваших деньгах, кстати. За эти четыре месяца вы дважды были у них в больнице, и
шли вы, голубчик, с пустыми руками. Я это видела собственными глазами. Вы даже
килограмм яблок им не купили. За что такая немилость?
- Вы ничего не знаете. Я даю деньги персоналу, чтобы
они регулярно покупали детям все необходимое.
- Допустим. Хотя я склонна думать иначе. Вы перестали о
них заботиться, потому что они вам больше не нужны. Они были частью ваших
жутких экспериментов, они - уже пройденный этап. Теперь вас больше интересуют
ваши новые дети, но вы и их бросите так же безжалостно, как только они
перестанут быть вам интересными с научной точки зрения. Валерий Васильевич, я
взываю к вашему разуму: остановитесь. Заклинаю вас, остановитесь. То, что вы
делаете, противоречит всем законам: и божеским, и человеческим. Я не сторонница
крайних мер, вы знаете, и если вы дадите мне слово, что остановитесь, я никому
ничего не расскажу.
- Да что вы можете рассказать, Нат Пинкертон в юбке!
Чем вы мне угрожаете? Думаете, я вас боюсь? Чего вы добьетесь вашими рассказами?
Разрушите счастье нескольких женщин, которые узнают, что они у меня не
единственные. Вот и все. Вы этого хотите? Каждая из них растит моего ребенка и
счастлива. Вас это раздражает? Вы непременно хотите, чтобы все они страдали?
Без этого не успокоитесь?
- Я расскажу им, что вы ставите на них эксперименты.
Они должны знать, каких детей растят.
- Зачем? Они вам все равно не поверят. И правильно
сделают, потому что это неправда. Вы хотите, чтобы они перестали любить своих
детей? Я не подозревал, что в вас столько жестокости, уважаемая Екатерина
Бенедиктовна.
- Вы прекрасно знаете, что я говорю правду. Вы правы
отчасти, вашим женщинам я действительно ничего не скажу, с меня вполне
достаточно той ошибки, которую я уже совершила с несчастной Галочкой, когда
рассказала ей о том, что узнала. Она-то мне поверила сразу и безоговорочно. И я
до сих пор казню себя за то, что сделала это. Она не перенесла ужасной правды и
тронулась умом. Но я скажу о том, что знаю, в другом месте. Если вы не дадите
мне слово, что остановитесь. Пообещайте мне, что не станете больше производить
ваших замечательных детей, и я буду молчать.
- Послушайте, мне надоели ваши беспочвенные обвинения и
пустые угрозы. Я вам в который раз уже повторяю: за всем этим нет ничего, кроме
чисто мужского, хотя и необузданного, интереса к женщинам. И все на этом. Раз
уж вы зазвали меня в гости, то хотя бы кофе предложите, хозяйка.
- Хорошо, я предложу вам кофе. Но вам я настоятельно
советую подумать над моими словами..."
Прослушав эту запись, сделанную в середине мая, Аякс понял,
что дело плохо. Неизвестно откуда выплыла вдруг эта слишком осведомленная и не
в меру сообразительная старушенция. Интересно, откуда она узнала? Впрочем,
теперь это уже значения не имело, потому что узнала она об этом не сейчас, а
давным-давно, когда еще с Терехиными ничего не случилось. Ничего, сама
расскажет, если умело спрашивать. Расскажет - и замолчит навсегда. И листочек с
адресами надо у нее поискать. Листочек - это серьезно. Найдет какой-нибудь
ушлый следователь девять адресов и девять проживающих по ним женщин, да и
узнает, что у них у всех один любовничек. Общий, так сказать. Так и до Отца
доберутся. А Отца трогать нельзя. Он нужен живым и здоровым и желательно на
своем рабочем месте. С ним ничего случиться не должно. Гениальный Папа,
выпекающий, как пирожки, деток с необыкновенными физическими или
интеллектуальными данными, движется к венцу своих опытов и научных разработок,
и до этого венца его нужно довести в неприкосновенности, чтобы потом получить
большие хорошие деньги за его методику. Покупатель уже есть, ждет терпеливо и
деньги уже приготовил, готов в любой момент заплатить. Так что со старухой надо
решать радикально. И Аякс решил. Радикально. Потом его ребятки покрутились
вокруг дома старухи, вызнали, какими путями идет милиция, и стало понятно, что
кольцо вокруг Отца вот-вот сомкнется. Ну до чего сыщики настырный народ!
Хорошо, что у Аякса техника первоклассная, даже в ФСБ такой нет. Узнать, о чем
разговаривают оперативники, если они не в здании на Петровке, а на вольном
выпасе, - дело для него плевое. Про Леночку Романовскую он от самой Анисковец
узнал и решил подстраховаться заблаговременно. Спившуюся певичку его мальчики
навестили на следующей же неделе после убийства старухи. Как оказалось, вовремя
подсуетился Аякс. Они и до Романовской добрались, правда, на две недели позже,
чем он сам, но добрались-таки, жуки навозные. Как говорил незабываемый Аркадий
Исаакович Райкин, "эту бы энергию - да в мирных целях, воду качать в
слаборазвитые районы". А вот с монахиней и медсестрой в больнице они
малость промахнулись, не думали, что менты так быстро за них ухватятся. Так что
приметы Папины оказались у Петровки раньше, чем Аякс сориентировался. И когда
он узнал, что уже и портрет Отца изготовили, понял: надо срочно убирать тех,
кто часто видел его в последние годы и может безошибочно опознать. И тем самым
привязать Папашу к детям Терехиным. Вот уж этого допускать было категорически
нельзя.
А сам Отец живет себе припеваючи, дурака валяет, на работу
ходит каждый день и даже по выходным и не знает, отчего это настырная Екатерина
Бенедиктовна перестала его доставать своим морализаторством. Даже небось и
думать о ней забыл. Ну поворчала старая карга - и унялась. И слава Богу. Ему,
ученому червю, и в голову его гениальную не приходит, сколько трупов вокруг
него легло, только чтобы уберечь от милиции да от разборок. За одно это он
должен бы заплатить Аяксу. За хлопоты, так сказать. За организацию
безопасности. Ничего, заплатит. За все заплатит. Плохо только, что девочку пришлось
забирать из больницы. Но ведь она - последняя, кто может опознать Отца, а
убивать ее никак нельзя. Она - живая реклама товара, ее надо будет показывать
покупателю в доказательство того, как работает созданная Отцом методика. Ее и
Иру. Если этого окажется недостаточно, придется провести его в больницу и
продемонстрировать ему Олю, но это не проблема, это легко устроить. Самое
главное - заставить Отца передать им документацию. Вот это может оказаться
настоящей проблемой. А вдруг откажется? Аякс изучил всю его жизнь, со школьных
еще времен, и чем больше узнавал про Валерия Васильевича, тем сильнее грызли
его сомнения в том, что он отдаст кому-нибудь свою замечательную методику даже
за очень большие деньги. Значит, надо начать готовить запасные варианты уже
сейчас. И для этого тоже нужна Наташа. Завтра приезжает из Ирана специалист,
который будет день и ночь проводить с Наташей в специально оборудованной
клинике в попытках понять, какими способами Отец делает таких выдающихся детей.
