Невеселые мысли. Разговоры невеселые. Погода, что ли. Город утопал в противной — не отплюешься — метели, из-за синих стекол было неясно, начинаются ли сумерки.
— Надо идти. — Данила поднялся, смял пластиковую чашку с хрустом.
— Бумажки не намочи. У тебя есть папка или пакет?..
Паша спускался на свой этаж. Ничего из намеченного сегодня не складывалось.
Сегодня ночью они непривычно долго и тихо говорили с Наташей. В Питтсбурге день. На занятия не пошла. Почему, в чем дело, толком не говорит. В начале разговора у нее не было настроения, да не это даже, а просто вялая какая-то была, заторможенная, грустная. Потом тихо плакала. Паша тихо же утешал, искренне терял слова — сбивался, замолкал, и как-то по-особенному обливалось сердце. Не то чтобы раньше что-то было неискренним, нет, но тогда… Тогда его давило это: «Вот, она меня бросила». «Вот, я на последнем месте в ее жизни». «Вот, я ничтожество». Шипы обиды сидели в носоглотке. Теперь же ему как-то пронзительно жаль ее, уставшую, одинокую, — она сдуру забралась неизвестно куда, ей трудно так, как и не снилось. И странно так. Паша вслушивался в себя, как будто опасливо перебирал струны. Именно сейчас, когда — кажется? — он узнал Ольгу и, честно, все больше думает о ней, когда — кажется? — понеслось , он… Да он же должен, по логике вещей, отшатнуться от Наташи. И ничего. Случались у них уже ледниковые периоды. А тут — так неожиданно горько за нее.
И так неожиданно серьезно, в микрофон:
— Держись. Ты сильная. И я сильный.
XI
— Встречаемся в семь, — сказал Игорь, с клаксонами на заднем плане, будто мотался на лианах по самым городским джунглям. — Что она пьет?
— Кто? — оторопело переспросил.
— Павлик, ну давай не будем изображать из себя дебила, — со сладким и ненастоящим раздражением пропел Игорь и вдруг насторожился: — Ты что, ее не пригласил?
— Да пригласил, пригласил, — и Павел с досадой поморщился.
— Ну смотри у меня! Так я возьму вина? Надеюсь, она употребляет не только «Вдову Клико», кубанское покатит?..
То был самый идиотский выходной. Родители проснулись рано и, в приступах ругани, освобождали лоджию от многолетнего. Варились овощи, стекло на кухне, в серый день, покрылось глухой испариной, по которой чертили капли, — чем не камера Вильсона? Игорь развел на безумство. Паша так и не понял, зачем устраивать общий сбор их «партизанского отряда» борцов с «АРТавиа» и, главное, зачем звать на него Ольгу. Но Игорь настаивал и наседал. Пришлось уступать, набирать цифры непослушными пальцами, ломаться и сбиваться голосом. Игорь как фашист, ему же нельзя давать волю, иначе из его сценариев бывает трудно вырваться, очухаться, как от наваждения. Паша замечал. Но здесь и другое, уже бытовое, более чем приземленное. Дружкам его страсть как хотелось посмотреть на «эту самую Ольгу». «Ввести в дом». Так суетливо приглашали, что Паша не мог отплеваться от гадливой мыслишки, ощущения. В пику «предательнице» Наташе они порадовались бы любой: ах, встретил девушку? Ах, отлично. Ах, вперед!..
А может, это он сам себя накручивал. Ходил, как зверь, по пасмурному дню, раздраженно помогал по хозяйству: спустился во двор, припечатал половики к чудом живому, нетронутому снежному углу. Сырой насквозь снег откликнулся с такой готовностью.
Ольга приняла приглашение с удивительным энтузиазмом:
— Ой, а как, а что?.. Что-нибудь взять с собой?
Что? «Вдову Клико»? Ладно хоть — не «что надеть»…
Внезапно воодушевленная, заявила, что прибудет из Красного Ключа в двадцать ноль-ноль. Возьмет такси до нужного, подробно записанного адреса, поэтому встречать не нужно.
— Двадцать? Нет, ну что так поздно! — закудахтал Игорь. — Позвони ей! Пусть пораньше.
Но это было уже выше Пашиных сил.
— Я сам подъеду раньше, — пойдет?
Ох, не любил он торчать на этой хате. Сожжены ли были плафоны, брежневских еще годов, от пыли и старости пятнами пошедшие и являвшие собой уже не матовое стекло, а благородные толщи мрамора; не «тянула» ли уже проводка, даже не брежневская — но в квартире всегда держался полумрак, и как только пряталось солнце — а зимой оно проскакивало контрабандой, не заметишь, — комнату затягивало дремотной вуалью.
Данилу Паша не застал. Оказалось, тот потопал в магазин — за сыром «сваля», как важно пояснил Игорь, и за оливками, а стратегический запас красного вина ждал уже на холодном подоконнике, и горлышки бутылок чернели, как боеголовки.
— По одной? — подмигнул Игорь.
Павел не то чтобы кивнул. Не хватало еще устраивать вульгарную пьянку при Ольге: нажираться, пугать, лезть на прощанье синими губами. Или не на прощанье.
— «В Звездном городке Валентина Терешкова, которая через несколько дней отметит замечательный юбилей, опровергла миф о своей закрытости».
Игорь зачитал прямо-таки левитановски.
— Звездный городок: ассоциируется с чем-то таким… В духе «Дома-2», — усмехнулся Паша.
— Ну да. «Территория любви», и все прочее. — Игорь потряс газетным листом. — А тут есть пара стильных моментов! Вот смотри. На вопрос про космических туристов она отвечает, что полетела бы и сама, если были бы деньги.
— Молодец. Сколько ей лет?
— Тут не пишут, какой юбилей. Семьдесят, наверное. Но это ладно. Тут вот заходит речь про Марс. «Мое хобби — это удивительная, загадочная Красная планета, о которой мы с Сергеем Павловичем Королевым мечтали несколько десятилетий назад».
— Ну, хорошо, когда человек продолжает о чем-то мечтать. — Паша оглушительно вывинтил пробку — а до того цеплял фольгу вилкой, вел заусенец — и подумал, что если бы Наташа не решилась-таки на свои Штаты, то бредила и бредила бы ими, грызла бы всю жизнь и себя, и его…
— Это еще не самое впечатляющее. Вот. «Я готова полететь туда и даже не возвращаться». Ты понимаешь?!
— Что?
— Ну как! Это же так… Ну, не знаю. Я тут даже такой сюжет сочинил, может, даже напишу. Такая грандиозная антиутопия. О том, как старые символы не совместимы с нашим временем, они просто не могут сейчас существовать, это нереально, понимаешь? Это как Маресьев говорил в интервью, что его в глаза спрашивают: «Вы что, еще живы?», а одна газета, по его словам, так и вышла с заголовком: «Оказывается, Маресьев еще жив»… Так вот, рассказ, как празднуют этот юбилей и как ее торжественно запускают на Марс, по ее просьбе. Там, трансляция запуска по ти-ви, шумиха, торжества. И все как будто в порядке вещей. «Терешкова летит на Марс». Сюжет сам, допустим, такой: журналист, лирический герой, беседует с ней, ходит с ней. Общая подготовка…
Игорь так увлеченно рассказывал, такой верой горели его глаза, что Паша впервые засомневался насчет него. Может, что-нибудь когда-нибудь у него и состоится, на этих «русских горках» безумных идей.
— Только лучше тогда другой юбилей, десять лет назад, — Паша неожиданно серьезно это предложил. — В девяносто седьмом тоже ведь был, получается…
