Жизнь
У Иры слезы ливанули синхронно с Мариной. Конечно, Марина была достойна большего! Не в смысле размеров — это мужики пусть размерами меряются, — а в смысле вообще. Очень хотелось рассказать хеппи-энд, но никак не получалось. Не был Володя идеальным мужчиной, хоть ты тресни.
Хоть ты его тресни по тупой башке. Был он тупой, самодовольный, капризный. Поэтому не мог вдруг прозреть, опуститься на колено и сказать: «Любовь моя! Каким я был идиотом! Но теперь все будет по-другому».
Ира плакала сначала по своей героине, потом по себе, потом по всему многострадальному женскому роду, потом… просто ревела, уж и не зная по чему. Она перечитала всю историю заново — и вдруг увидела ее глазами постороннего. «Неужели это я? — повторяла про себя Петрова. — Откуда я все это взяла? Я не могла так написать!»
Впрочем, глупые сомнения продолжались всего несколько страниц. А потом Ира стала переживать за Марину, болеть, словно и не знала, чем все это кончится. Она перелистывала страницы с замиранием сердца: вот-вот ее умнице и красавице должно было повезти. Вот-вот окружающие ее мужчины должны были начать вести себя по-человечески. «Что они, слепые?» — шептала Петрова.
Но чуда не произошло. На последней строке слезы снова ливанули из глаз Марины. Правда, теперь Ира ее не поддержала.
— Что ты ревешь, дурочка? — сказала она монитору. — Да он слезинки твоей не стоит. И моей тоже. Я завтра обязательно что-нибудь придумаю.
Петрова лежала в постели, рассматривала темноту и напряженно думала. Подмывало устроить Марине сюрприз. Принц Монако проездом из Европы на Северный полюс вдруг замечает грустную русскую девушку… Коммерческий директор приходит к Марине и раскрывает душу: он уже давно влюблен в нее («Давай уедем в Нижний, откроем свое дело, домашний ресторан! У меня замечательная мама, она тебе понравится!»)… Наследство… Победа на международном конкурсе… Прекрасный инопланетянин… Марина — незаконнорожденный принц Уэльский…
Думать она продолжала даже во сне, утром встала взъерошенная, но со странной уверенностью, что все у нее получится, что еще чуть-чуть — и хеппи-энд выскочит у нее из головы, как засидевшийся чертик из табакерки.
Ирина целый день занималась привычными делами — работала, болтала по телефону, обедала и все время думала о том, что сейчас делает Марина. Вот она тоже пришла на работу, поторчала в курилке, поела, села в машину, кинула сумочку на сидение, поехала домой…
— Ирочка, добрый день. Это тебе. Поздравляю тебя, ты первая женщина, которую я боюсь.
Ирина подпрыгнула от неожиданности, уж очень замечталась. Перед ней стоял Юрий и протягивал ей красиво завернутый в полиэтилен кактус. Он был огромный и цвел цветком неземной красоты.
Ира фыркнула от смеха, уж очень нелепо смотрелся этот букет.
— Я бы пригласил тебя поужинать, но у меня сломалась машина. Представляешь, сегодня с утра доезжаю до работы — едет как зайчик, а возле работы стала колом — не заводится. Блин, дождь лупит проливной, а я стою, как дурак. Весь день на нее убил, теперь буду неделю на метро ездить, сказали, раньше понедельника не отдадут.
Жизнь вперемежку с грезами
В голове у Иры тут же вспыхнула картинка.
Я уселась за руль. Так приятно было оказаться в родной машинке, особенно когда снаружи идет проливной дождь. Минуты две я умащивалась, устраивалась, стряхивала капли с волос, искала что-нибудь интересное по радио.
Повернула ключ — тишина. Это меня насторожило, но не испугало — мало ли что, через минутку нужно попробовать еще раз. Когда такой же пронзительной тишиной окончились вторая и третья попытки, я поняла, что в моей жизни началась темно-черная полоса на фоне просто черной.
Ира сидела тихо-тихо. Нужно было уберечь эту картинку от эрозии, донести до дома.
— Ирочка, так мы договорились?
— Что?
Судя по тому, как набычился Юрий, последние несколько минут он непрерывно что-то говорил.
— Ой, Юра, извини, что-то я рассеянная сегодня. Спасибо за кактус, я его возле компьютера поставлю. Говорят, помогает.
Следующие несколько часов моей жизни можно смело записывать в самые поганые. Я пыталась поймать такси, которое меня отбуксирует. Убила уйму времени, промокла как мышь и замерзла как собака. В автосервисе моего механика не было, а ко второму была очередь из трех машин. В этой очереди я провела еще два часа.
Когда до меня все-таки дошли руки, выяснилось, что помочь мне может только электрик, который сегодня работал утром, а завтра только после обеда.
Я заплакала. Мне дали телефон электрика.
Час я его ждала. И лучше бы он не приезжал, потому что, провозившись еще сорок минут, он выяснил, что погорела какая-то маленькая «бздюлька», которой у них нет, и будет она в лучшем случае дня через четыре. Содрал с меня деньги за экстренный вызов, но согласился подвезти до метро.
До чего я докатилась?! Я радуюсь, что мужик согласился подвезти до метро! Он даже не сам это предложил, я попросила, он согласился, и я этому радуюсь…
Очнулась Ирина уже в вагоне метро. Как ушла с работы и распрощалась с Юрием, помнила смутно.
Она сидела в вагоне и рассматривала свое отражение в окне напротив. И думала о том, что где-то в другом вагоне точно так же сейчас сидит Марина. Голодная, промокшая, замершая. Сидит и смотрит на свое отражение. И думает о том, какая еще гадость может с ней случиться. Настроение у нее отвратительное, начинает болеть горло, а едет она в пустую квартиру, где ничего нет в холодильнике и никто не принесет ей в постель горячий чай. Володя не звонит. Значит, ему все равно, где она с что с ней…
— Девушка, извините, можно с вами познакомиться?
— Что?
Это был первый в истории случай, когда с Ирой пытались познакомиться в транспорте. Но она не смогла даже насладиться этим экстраординарным моментом — мысли ее были далеко, рядом с несчастной Мариной. Наверное, выглядела Петрова при этом весьма таинственно.
— Девушка, извините, можно с вами познакомиться?
— Что?
Я не верила своим ушам, глазам и прочим органам чувств. Ладно глаза, они у меня сегодня были заплаканы так, что я мало что видела. Но уши меня никогда не подводили. Да и прочие органы чувств — нос — ощущали запах недорогой, но приятной мужской туалетной воды.
— Извините, — сказал молодой человек в черной куртке, — я обычно себе такого не позволяю. Просто… вы такая несчастная. И такая красивая.
«Съём, — у меня не было душевных сил даже ужасаться. — Банальнейший съём в общественном транспорте. Хана».
— Спасибо, — сказала я. — У меня все отлично. Я не нуждаюсь в чьей-либо помощи.
Бабушка на сиденье рядом вдруг вскинула голову и бросилась к выходу, хотя до станции было еще далеко. Парень ловким движением коренного столичного жителя занял освободившееся место.
