Книга Радуга тяготения, страница 67. Автор книги Томас Пинчон

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Радуга тяготения»

Cтраница 67

— Еще бы. В этой Америке тебе сообщают первым делом. Гарвард — он для другого. «Образование» — это как бы для отвода глаз.

— Видишь, какие мы здесь невинные.

— Некоторые — может быть. Жалко, что с Бомбажем так.

— Я все равно надеюсь, что не в том дело.

— Наверное. Но как нам сейчас быть?

— А, ну я бы сказал — иди на свидание все равно, будь осторожней. Держи меня в курсе. Может, завтра я тебе расскажу о своем приключеньице-другом для разнообразия. И если нужна будет помощь, — сверкают зубы, лицо чуть рдеет, — ну, я тебе помогу.

— Спасибо, Галоп. — Господи, британский союзничек. Заглядывают Ивонн и Франсуаз, манят их наружу. В Himmler-Spielsaal [105] к chemin-de-fer [106] до полуночи. Ленитроп отыгрывается, Галоп продувается, а девушки выигрывают. Бомбажа не видно, хотя весь вечер туда-сюда бродят десятки офицеров, бурые и далекие, как на ротогравюре. И его девушки Гислен тоже не видать. Ленитроп спрашивает. Ивонн пожимает плечами:

— Гуляет с твоим другом? Кто знает? — Длинные волосы и загорелые руки Гислен, улыбка на лице шестилетки… Если выяснится, что ей и впрямь что-то известно, не грозит ли ей чего?

В 11:59 Ленитроп поворачивается к Галопу, кивает девушкам, пытается похотливо хмыкнуть и отвешивает другу быстрый и нежный тычок в плечо. Однажды, еще в подготовительной школе, перед тем как отправить Ленитропа в игру, тренер двинул его так же, придав уверенности секунд на пятьдесят, пока его не втоптала жопой в землю орда атакующих защитников из Чоута, у каждого — инстинкты и масса носорога-убийцы.

— Удачи, — говорит Галоп — не понарошку, а рука уже тянется к сладкой шифоновой попке Ивонн. Минуты сомнений, да да… Ленитроп поднимается по красному ковру лестницы (Добро Пожаловать Мистер Ленитроп Добро Пожаловать К Нам В Структуру Мы Надеемся Вам У Нас Понравится), малахитовые нимфы и сатиры парализованы в погоне друг за другом, вечнозеленые, на безмолвных площадках, вверх, к единственному немигающему оку лампочки на вершине…

У ее двери он медлит ровно столько, чтобы пригладить волосы. На Катье теперь белая ротонда, вся в блестках, с подкладными плечами, зазубренные перья страуса у выреза шеи и запястий. Без тиары: в электричестве ее волосы — свежий снег. Но внутри горит одна ароматическая свеча, и все апартаменты омыты лунным светом. Катье разливает бренди по старым коньячным бокалам из флинта, и когда протягивает Ленитропу, их пальцы встречаются.

— Не знал, что вы так сходите с ума по этому гольфу! — Учтивый романтичный Ленитроп.

— Он был приятный. И я с ним была приятна, — один глаз как бы ерзает, лоб нахмурен. Ленитроп боится, не расстегнута ли у него ширинка.

— И не обращали внимания на меня. Почему? — Умно ты тут напрыгнул, Ленитроп, — но она лишь испаряется под вопросом и воплощается заново в другом углу…

— Я разве не обращаю на вас внимания? — Она у окна, море внизу и за ней, полночное море, за отдельными волновыми потоками отсюда не уследить, все слилось в подвешенную недвижность старой картины, которую видишь на другом конце безлюдной галереи, пока сам ждешь в тени, позабыв, зачем ты здесь, испугавшись такого уровня освещенности, что поступает от того же побледневшего шрама луны, который сегодня вечером обмахивает море…

— Не знаю. Но хвостом вертите вы много.

— Может, мне так полагается.

— Как, например, «может, нам суждено было встретиться»?

— О, вы считаете, что я больше, чем я есть, — скользит к кушетке, подворачивает одну ногу под себя.

— Я знаю. Вы просто голландская молочница какая-то. В чулане гора накрахмаленных фартуков, и вдоба-авок деревянных башмаков, правильно?

— Сходите и взгляните. — Ароматы специй от свечи нервами тянутся через всю комнату.

— Лады, схожу! — Он распахивает ее гардероб и в отзеркаленном лунном свете обнаруживает мешанину атласа, тафты, батиста и эпонжа, темных меховых воротников и опушек, пуговиц, кушаков, галунов, мягких, сбивающих с толку, женских тоннельных лабиринтов, что, вероятно, тянутся многие мили, — заблудишься за полминуты… мерцает кружево, подмигивают петельки, его лица касается креповый шарф… Ага! секундочку, оперативнотактический запах тут — четыреххлористый углерод, Джексон, и весь этот гардероб — в основном реквизит. — Так. Вполне форсово.

— Если это комплимент, благодарю вас.

Пускай Они меня благодарят, лапуся.

— Американизм.

— Вы у меня первый знакомый американец.

— Хм-м. Наверное, выбрались через Арнхем, да?

— О, какой сообразительный, — ее голос предупреждает, чтобы глубже Ленитроп не копал. Он вздыхает, позванивая ногтем по бокалу. В темной комнате, с парализованным и безмолвным морем за спиной пытается спеть


НЕ ВРЕМЯ ЗНАТЬ (Фокс-трот)

Миг не настал —

Еще поцелуй не вспыхнул.

Луны овал,

Доколь танец наш не стихнул,

Не свела Земля

В тайные поля…

Не время знать,

Все эти сбивчивые речи

Лишь вздох назад —

Не оттого ль, что больше нечем

Нам увлечь обман

В утренний туман…

И как понять,

Что разглядеть?

Чары любовь творит тайно —

Тут не решить моментально…

Понять невмочь,

Наша любовь рождалась,

Иль пала ночь,

Покуда Земля вращалась?

Стоит ли гадать —

Нам НЕ ВРЕМЯ ЗНАТЬ.

Зная, чего от нее ожидают, она ждет с пресной физиономией, пока он допоет, мягкие язычковые, настроенные в одной октаве, еще миг гудят в воздухе, затем протягивает руку, вся тает ему навстречу, а он в замедленном движении валится к ее губам, соскальзывают перья, сворачиваются рукава, воспростертые голые руки, мелкозернистые в лунном свете, всползают, обхватывают его спину, ее липкий язык нервен, как ночная бабочка, его руки скрежещут по блесткам… затем груди ее плющатся об него, а ее руки и кисти отступают прочь, складываются за спиной, чтоб отыскать молнию, с ворчаньем спустить ее вдоль позвоночника…

Кожа Катье — белее белого одеянья, из коего она восстает. Заново рожденная… Ленитропу в окно почти видно то место, куда из камней выполз морской дьявол. Катье проходит на цыпочках, как балерина, бедра долгие и покатые, Ленитроп, расстегивая ремень, пуговицы, шнурки, скачет на каждой ноге поочередно, батюшки батюшки, но лунный свет лишь выбеливает ее спину, и по-прежнему есть темная сторона, вентральная, лицо, которого он уже не видит, кошмарная зверская перемена накатывает на морду и нижнюю челюсть, черные зрачки расширяются и занимают все пространство глаз, пока белки не исчезают совсем, и в глазах лишь красный животный отблеск, когда в них бьет свет не скажешь когда свет…

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация