Что касается православных, то по долинам и ущельям до сих пор живут потомки староверов. Живут они уединенно, чужаков не любят, хотя, если пожаловал, воды вынесут, но кружку после тебя все равно выбросят.
Ну и «рерихнутые». Это последователи Рериха, они ищут Шамбалу, забредая на ледники Белухи в шортах, откуда их, еле живых, вытаскивают на вертолетах сотрудники МЧС. А ведь специально для таких сказано: Шамбала страна духовная, распростерта она над Алтаем, но космос ее на землю течет незримо, посему обратись во слух внутренний и зрение горнее, и познаешь.
Говорят, именно над Алтаем произойдет финальная битва Добра со Злом, потому как Алтай есть престол неба и столица мира.
Но мир этот наступит очень не скоро.
14
Наблюдая за людьми, дивясь чудным красотам природы Алтая, приходишь к выводу, что человек подражает природе, а природа человеку. Люди сливаются с пейзажем, становясь его частью, о чем говорит легенда про чудь, которая ушла в землю всем народом. Ходят косолапо, лица что кора кедра, речь синкопирует как вода на перекатах Катуни. Идешь по дороге, смотришь – коряга, подойдешь поближе, оказывается – человек.
Наоборот, природа выглядит рукотворной. Глядя на то, как аккуратно чья-то рука расставила березки, как продуман рисунок на почерневших досках, как по-человечески проворно опускается туман на озеро, начнешь, ей-богу, верить в умных духов.
15
Два дня на Телецком мы вели активный образ жизни. Мы сплавлялись на рафте и поднимались по камням к верхнему водопаду на Третьей Речке. Мы прыгали по метеоритам в Каменном Заливе и гоняли щук на мелководье. На третий день я решил отдохнуть от пьянства – поваляться на койке, полистать книжку. Спутники мои развели руками, собрали манатки – и уплыли, оставив до вечера тушенки с водкой.
Жили мы в сарае от хозяев. Сарай торчал на пригорке, сверху шумели горы, внизу, стало быть, лежал огород, изба, а слева-справа курятник и баня. Я лежал на койке и читал знаменитую книгу Георгия Гребенщикова «Моя Сибирь», где этот самый Гребенщиков возбужденно излагал про бурханизм и то, чем жив Великий Хан Алтай.
Время от времени я вставал к столу, плескал себе водки, закусывал свиным жиром из банки – и снова ложился на сетку. Чем дальше я продвигался по книге, тем тревожнее становилось на душе. Дойдя до Ойрот-хана, я глянул в окошко и увидел, что озеро зловеще запенилось. Когда читал про то, как шаман распарывает барашку брюхо, где-то рядом взревел бычок и странные шорохи пронеслись у сарая.
«Ладно», – думал я и плескал себе водки.
Но алтайские духи не унимались.
«Блестишь ты, как девятигранный алмаз, о Хан Алтай!» – читал я дальше.
И тут же бриллиантовый дым загорался в углах сарая.
«У богини озера есть две белые руки, они ощупывают каждого, кто приходит в эти края, и забирают злых, и пропускают добрых», – бежал я по странице и снова выглядывал в окошко. Царица Небесная!
Две огромные белые руки и в самом деле спускались на черное озеро! Две огромные белые руки извивались как змеи! Две огромные белые руки повисли над озером, а потом накрыли его огромными белыми ладонями, и стало темно на белом свете, как в заднице у шамана.
«Яхши, яхши! Чудо свершилось: Белый Бурхан идет!» – услышал я в темноте чей-то шепот.
И тут же в горах раздался оглушительный трубный глас.
«Вот оно! – мелькнуло в голове. И следом: – Беги!!!»
Но было поздно. Со страшным стуком в дверь уже ломились подземные, воздушные и водные духи Великого Алтая. И некуда было деваться мне от Белого Бурхана.
16
«Это ничего, ничего, – говорил Вовка, отпаивая меня травяным чаем. – Когда в прошлом году белочка с Бурханом к Николсу приходили, он своих в погреб запер. Три дня держал! Боялся, что он вернется».
Погреба в нашем сарае не было, но паспорт я все же успел спрятать. Мы нашли его среди дров в печке перед самым отъездом.
«Машину времени» решили в дорогу не брать. Ехали на том же «пазике» долго, с остановками во всех деревнях и селах. По дороге в автобус садились меднолицые бабы, какие-то пастухи. Сопливые, но уже с младенцем на руках девчонки. Кто-то ехал в город выправить документы. Кто-то на работу в соседнее село. Через шофера передавали посылки – банку со снятым медом, корзину с грибами.
Их забирали родственники на следующей остановке.
Сел к нам один старик с клюкой, ехал молча, глядя в одну точку. Через сто километров вышел в такой же затерянной деревне и снова уселся на остановке – только в другую сторону. И я понял, что он путешествует, как умеет, туда и обратно.
Из таких вот событий и складывается обычная жизнь в Горном Алтае. Шаг у нее микроскопический, это правда. Но жизнь от этого не становится менее значительной.
Скорее, наоборот.
Так думал я, глядя на горы, через которые пробирался наш автобус. Сшивающий мелким стежком огромное пространство в самом центре материка. О чем думали остальные пассажиры нашего маленького ковчега, неизвестно. Да и мне все чаще кажется, что и Барнаул, и Телецкое случились со мной в чужом каком-то сне.
И что этот сон никогда уже не повторится.
МОЕ ВТОРОЕ ИМЯ
Ташкент
Первый раз я попал в Ташкент на юбилей, когда республика отмечала День независимости, в 2001 году.
Атмосфера нервозная, гнетущая. Жители, кто не уехал с глаз долой, тушуются по углам. Кругом спешка, суета. На площадях – подзабытая советская атрибутика, акробатика. Как будто вернулся назад, в прошлое. Но прошлое почему-то стало чужим, восточным. Перелицованным. Перекрашенным.
По следам поездки я написал очерк. Вот как он начинался:
«Мягкая среднеазиатская деспотия. От избытка триколора рябит в глазах. На растяжках лозунги президента про величие нации. Милиция (все – в золотых зубах) то и дело устраивает проверки. Смотрят с прищуром, подозрительно. Шевеля губами, долго вертят документы в пальцах.
В газетах только хорошие новости. По первому каналу народная музыка и аксакалы в балахонах. По второму – национальная эстрада и девушки (пупок обнажать запрещается). По кабелю Россия, но через раз и с помехами. Цензура на радио, ТВ и в прессе. Если „неудобный“ материал появляется в российской газете, тираж изымают с лотков. В дорогих изданиях страницы просто вырывают.
За незаконное обналичивание валюты – секир башка. За кражу автомобиля – секир башка. За торговлю анашой – секир башка. Зато.
Проезд на такси по городу – полдоллара. Чашка плова – четверть доллара. Проститутка – 8—10 долларов (Ташкент), 3–5 (Самарканд).
Ну и привкус шашлычного дыма, конечно».
Очерк напечатали в московской газете, разразился скандал. Друзья из Ташкента рассказывали, что тираж в городе конфисковали, но город успел прочитать очерк в Интернете. В редакцию названивали из посольства – требовали опровержения. Но никакого опровержения, само собой, не последовало.
