Но когда фаворитом леди Сэннокс стал Дуглас Стоун, всякие сомнения насчёт того, знает ли об этом лорд Сэннокс или нет, окончательно рассеялись. Стоун не желал хитрить и прятаться. Своевольный и импульсивный, он отбросил все соображения осторожности и благоразумия. Скандал приобрёл печальную известность. Учёное общество, намекая на это, сообщило ему, что его имя вычеркнуто из списка вице-председателей. Двое друзей умоляли его подумать о своей профессиональной репутации. Он послал их всех к чёрту и, купив за сорок гиней браслет, отправился с ним на свидание с леди. Каждый вечер он бывал у неё дома, а днём её видели в его экипаже. Ни он, ни она даже не пытались скрывать свои отношения, пока наконец одно маленькое происшествие не положило им конец.
Был гнетущий зимний вечер, промозгло-холодный и ненастный. Ветер завывал в трубах и сотрясал оконные рамы. При каждом его новом порыве дождь барабанил в стекло, заглушая на время глухой шум капель, падающих с карниза. Дуглас Стоун, отобедав, сидел у зажжённого камина в своём кабинете; рядом на малахитовом столике стоял бокал с превосходным портвейном. Прежде чем сделать глоток, он подносил бокал к лампе и глазами знатока любовался тёмно-рубиновым вином с крохотными частицами благородного налёта в его глубинах. Пламя в камине, вспыхивая, бросало яркие отблески на его чётко очерченное лицо с широко открытыми серыми глазами, толстыми и вместе с тем твёрдыми губами и крепкой квадратной челюстью, своей животной силой напоминавшей челюсть какого-нибудь римлянина. Уютно устроившись в своём роскошном кресле, он время от времени чему-то улыбался. У него и впрямь имелись все основания быть довольным собой, так как, вопреки совету шестерых коллег, он сделал в тот день операцию, которая до него производилась лишь дважды в истории медицины, притом сделал блистательно: результат превзошёл все ожидания. Ни одному хирургу в Лондоне не хватило бы смелости задумать и искусства осуществить подобное. Он чувствовал себя героем.
Но ведь он обещал леди Сэннокс приехать к ней сегодня вечером, а уже половина девятого. В тот миг, когда он тянулся к звонку, чтобы распорядиться подавать карету, раздался глухой стук дверного молотка. Вскоре в прихожей зашаркали шаги и хлопнула входная дверь.
– К вам пациент, сэр, дожидается в приёмной, – объявил дворецкий.
– Он хочет, чтобы я его осмотрел?
– Нет, сэр, по-моему, он хочет, чтобы вы поехали с ним.
– Слишком поздно! – воскликнул Дуглас Стоун с раздражением. – Я не поеду.
– Вот его визитная карточка, сэр.
Дворецкий подал карточку на золотом подносе, подаренном его хозяину женой премьер-министра.
– Гамиль Али, Смирна. Гм! Турок, наверное.
– Да, сэр. Похоже, он приезжий, сэр. И ужасно беспокоен.
– Фу ты! У меня же назначена на сегодня встреча. Мне придётся уехать. Но я его приму. Пригласите его сюда, Пим.
Через несколько мгновений дворецкий распахнул дверь и ввёл в кабинет невысокого мужчину, сгорбленного годами и недугами: то, как он вытягивал вперёд шею, моргал и щурился, говорило о сильнейшей близорукости. Лицо у него было смугло, а борода и волосы черны как смоль. В одной руке он держал белый муслиновый тюрбан в красную полоску, в другой – небольшую замшевую сумку.
– Добрый вечер, – сказал Дуглас Стоун, когда за дворецким закрылась дверь. – Я полагаю, вы говорите по-английски?
– Да, господин. Я из Малой Азии, но говорю и понимаю по-английски, если говорить медленно.
– Насколько я понял, вы хотите, чтобы я поехал с вами?
– Да, сэр. Я очень хочу, чтобы вы помогли моей жене.
– Я мог бы приехать завтра утром, а сейчас меня ждёт неотложная встреча, и сегодня я ничем не смогу помочь вашей жене.
Ответ турка был своеобразен. Он потянул за шнурок своей замшевой сумки, открывая её, и высыпал на стол груду золотых.
– Здесь сто фунтов, – сказал он, – и я обещаю вам, что дело не займёт у вас и часа. Кеб ждёт у ваших дверей.
Дуглас Стоун взглянул на часы. Через час будет ещё не поздно приехать к леди Сэннокс. Он бывал у неё и в более позднее время. А гонорар необычайно велик. В последнее время его донимали кредиторы, и он не может позволить себе упустить такой шанс. Придётся ехать.
– А что у вас за случай? – спросил он.
– О, очень прискорбный! Очень прискорбный! Наверное, вы не слыхали об альмохадесских кинжалах?
– Никогда.
– О, это такие восточные кинжалы, старинной работы и необычайной формы, с эфесом в виде скобы. Понимаете, сам я торговец древностями и приехал из Смирны в Англию с товаром, но на следующей неделе возвращаюсь домой. Много редкостей я привёз с собой и продал, но некоторые остались у меня, и среди них, мне на горе, один из этих кинжалов.
– Не забывайте, сударь, что у меня назначена встреча, – напомнил хирург, начиная раздражаться. – Прошу вас, сообщите только необходимые подробности.
– Это необходимая подробность, вы увидите. Сегодня моя жена упала в обморок в комнате, где я держу товары, и порезала себе нижнюю губу этим проклятым альмохадесским кинжалом.
– Понятно, – сказал Дуглас Стоун, вставая. – И вы хотите, чтобы я перевязал рану?
– Нет, нет, дело хуже.
– Что же тогда?
– Эти кинжалы отравлены.
– Отравлены?!
– Да, и ни один человек, будь то на Востоке или на Западе, не может теперь сказать, какой это яд и есть ли противоядие. Но всё, что известно об этих кинжалах, известно и мне, потому что мой отец был тоже торговцем древностями и нам приходилось иметь много дел с этим отравленным оружием.
– Каковы симптомы отравления?
– Глубокий сон и смерть через тридцать часов.
– Вы сказали, что противоядия нет. За что же вы платите мне этот большой гонорар?
– Лекарства её не спасут, но может спасти нож.
– Как?
– Яд всасывается медленно. Он несколько часов остаётся в ране.
– Значит, её можно промыть и очистить от яда?
– Нет, как и при укусе змеи. Яд слишком коварен и смертоносен.
– Тогда – иссечение раны?
– Да, только это. Если рана на пальце, отрежь палец – так всегда говорил мой отец. Но у неё-то рана на губе, вы подумайте только, и ведь это моя жена. Ужасно!
Но близкое знакомство с подобными жестокими фактами может притупить у человека остроту сочувствия. Для Дугласа Стоуна это уже был просто интересный хирургический случай, и он решительно отметал как несущественные слабые возражения мужа.
– Или это, или ничего, – резко сказал он. – Лучше потерять губу, чем жизнь.
– Да, вы, конечно, правы. Ну что ж, это судьба, и с ней надо смириться. Я взял кеб, и вы поедете вместе со мной и сделаете что надо.
Дуглас Стоун достал из ящика стола футляр с хирургическими ножами и сунул его в карман вместе с бинтом и корпией для повязки. Если он хочет повидаться с леди Сэннокс, нужно действовать без промедления.
