— Почему бы и нет? — удивилась Вэлери.
— Это была твоя мечта — лазить в задницы к пуделям?
— Ты болван, Эндрю!
— Не хотел тебя обидеть, но, согласись, на Манхэттене зверья не так-то много. За вычетом бабушек с собачками из Верхнего Вест-Сайда, что за клиентура у тебя остается?
— В городе, где два миллиона холостяков и незамужних, многие держат животных-компаньонов.
— Понятно. Значит, ты еще лечишь хомячков, котиков и золотых рыбок.
— Я — штатный ветеринар конной полиции. Мои пациенты — лошади, а также собаки бригады кинологов, где пуделей в помине нет. Только лабрадоры для поиска трупов, несколько немецких овчарок в предпенсионном возрасте, ретриверы, натасканные на наркотики, и бигли — эти специализируются на взрывчатке.
Эндрю удивленно смотрел на нее, поднимая попеременно то одну, то другую бровь. Этому фокусу он научился, осваивая журналистское ремесло. Верный способ смутить собеседника! Когда Эндрю сомневался в искренности интервьюируемого, то устраивал это представление и по реакции «клиента» определял, врет тот или нет. Но лицо Вэлери осталось непроницаемым.
— Если честно, — протянул он, — такого я не ожидал. Ты сотрудница полиции или просто ветеринар? Может, у тебя за пазухой удостоверение копа и «пушка»?
Вэлери внимательно на него посмотрела и расхохоталась.
— Как я погляжу, после нашей последней встречи ты здорово возмужал! Хотя, если приглядеться, так и остался прежним Беном.
— В общем, ничего удивительного, что ты стала ветеринаром, — произнес Эндрю ей в тон. — Ты всегда была без ума от зверушек. Помню, звонишь мне однажды и просишь прийти как можно скорее. Я вообразил, что тебя охватило острое желание, но где там: ты заставила меня тащить в клинику старого зловонного кобеля со сломанной лапой, которого подобрала на улице по дороге из школы. Пришлось будить среди ночи ветеринара.
— Ты это помнишь, Эндрю Стилмен?
— Я помню все, что у нас с тобой было, Вэлери Рэмси. Ну-ка, выкладывай, что произошло между тем полуднем, когда я не дождался тебя у кинотеатра у нас в Покипси, и тем вечером, когда ты объявилась опять?
— С утренней почтой пришло письмо о том, что меня приняли в университет в Индианаполисе, и я не могла ждать ни одного дня. Я собрала чемодан, взяла деньги, которые скопила, работая летом и сидя с чужими детьми, и в тот же вечер удрала из Покипси. Как же я радовалась, что мне не придется больше слушать, как ссорятся родители! Представляешь, им даже в голову не пришло проводить меня на автовокзал… Ты пообещал бывшей однокласснице всего девять строчек, поэтому избавлю тебя от подробностей моей университетской жизни. В Нью-Йорке я подрабатывала в разных ветеринарных клиниках. Потом ответила на объявление полиции. Сначала довольствовалась должностью ассистентки, но вот уже два года числюсь в штате.
Эндрю попросил проходившую мимо официантку принести два кофе.
— Как же здорово, что ты служишь ветеринаром в полиции! Я накропал кучу некрологов и свадебных объявлений — тебе столько и не вообразить, но с людьми твоей профессии еще не сталкивался. Для меня новость, что она вообще существует!
— Существует, не сомневайся.
— Между прочим, я был на тебя страшно зол.
— За что?
— За то, что сбежала, даже не попрощавшись.
— Ты был единственным, кого я предупредила, как сумела, что уезжаю.
— Я не понял, что это было предупреждение. Только теперь, когда ты все рассказала, до меня дошло.
— Ты до сих пор злишься? — насмешливо спросила Вэлери.
— Надо бы, наверное, но за давностью лет, как говорится…
— А ты что, действительно стал журналистом?
— Откуда ты знаешь?
— Я тебя спросила, чем ты занимаешься, а ты ответил: «Я стал тем, кем всегда хотел стать». Ты же хотел быть журналистом!
— Ты это помнишь, Вэлери Рэмси?
— Я все помню, Эндрю Стилмен.
— Говоришь, у тебя кто-то есть?
— Уже поздно. — Вэлери вздохнула. — Мне пора. Я и так столько наболтала, что ты ни за что не втиснешь все это в девять строчек.
Эндрю хитро улыбнулся:
— Иначе говоря, ты согласна поужинать со мной в «Шанхайском Джо»?
— Если выиграешь пари. Я держу слово.
Они молча дошли по безлюдным улицам Сохо до Шестой авеню. На перекрестках Эндрю брал Вэлери под руку, чтобы она не споткнулась на щербатой мостовой этого старого района.
Потом он подозвал такси, ехавшее по авеню в северном направлении, и придержал дверцу, чтобы Вэлери устроилась на заднем сиденье.
— Встреча с тобой — не случайность, а чудо, Вэлери Рэмси.
— Для меня тоже, Бен.
— Куда отправить тебе мое сочинение в девяти строках?
Вэлери порылась в сумочке, нашла карандаш для глаз и потребовала, чтобы Эндрю подставил ладонь — написать телефонный номер.
— Пришлешь свои девять строк эсэмэской. Спокойной ночи, Бен.
Эндрю проводил машину взглядом. Когда она скрылась из виду, он побрел домой. До его квартиры было пятнадцать минут пешком, а ему хотелось подышать воздухом. Он сразу запомнил записанный у него на ладони номер телефона, но на всякий случай постарался по дороге не сжимать ладонь.
3
Давно уже Эндрю не брался резюмировать в считаных строчках чью-то жизнь. Два года он трудился в редакции мировых новостей. У него вызывала острое любопытство жизнь как таковая и в особенности ее устройство в мировом масштабе, поэтому его внимание привлекало все, имевшее отношение к загранице.
Теперь, когда на смену линотипам былых времен пришли компьютерные мониторы, любой сотрудник редакции имел доступ к статьям для завтрашнего номера. Эндрю постоянно обнаруживал в международных новостях аналитические ошибки, а то и попросту неправду. Благодаря его замечаниям на еженедельных редакционных совещаниях, где собирались все журналисты газеты, удавалось избегать читательского возмущения и, соответственно, извинений в последующих номерах. Компетентность Эндрю не осталась незамеченной, и, когда ему предложили выбрать между двумя вариантами поощрения — годовой премией и новой должностью, он не колебался.
Ему вновь представился случай составить «хронику жизни», как он называл свои прежние сочинения, и это вызвало у него прилив воодушевления. Принявшись за жизнеописание Вэлери, он даже испытал легкую ностальгию.
По прошествии двух часов он набрал на клавиатуре своего телефона готовые восемь с половиной строк и отправил их по назначению.
Остаток дня он посвятил тщетным попыткам сочинить статейку о возможности народного восстания в Сирии. Коллеги в подобную перспективу не верили, можно даже сказать, напрочь ее отвергали.
