— Да ладно… — Сергей махнул рукой. — Мне это, по большому счёту, безразлично.
— Вот даже как? Вашего Чехова тоже не слишком занимали вопросы нравственности.
— Вы улавливаете параллель?
— Теперь уже безусловно.
— Зря. Того слишком тяготила болезнь, думаю, причина прежде всего в этом.
— Да, но у Гоголя такая же причина только обострила похожее чувство. А вы что, тоже больны?
— Конечно. Все люди страдают таким недугом. Просто кто-то принимает морфий, а кто-то ищет другие пути. Давайте покончим с этим. О чём мы говорили?
— Прямо не узнаю вас… Где же вы настоящий?
Меркулов даже не мог представить себе, что некоторые фразы слышал от другого человека.
Ровно в три часа следующего дня в квартире раздался телефонный звонок. Жена подняла трубку:
— Да. Дома. Спасибо. Сейчас. Василий Иванович! Вас просят подойти! — громко позвала она, зажав телефон в ладонях.
— Даже если это директор Лувра, не могу! — откликнулся тот, опрокидывая заветные сто пятьдесят, не изменяя столь ненавистной меньшинству знакомых ему женщин привычке.
— Ты не поверишь… но это он, — жена с удивлением протянула трубку.
Изумлённый Меркулов только сейчас понял важность и необходимость порой не прислушиваться к мнению меньшинства. Именно к этой секунде похмелье отступило.
— Я слушаю, — кашлянув для солидности, проговорил он. — Кто, кто? Вы разыгрываете меня! Ну… кто это? Какой ещё телевизор… нет, конечно, не смотрел. Делать мне нечего… Включи… — мужчина, поморщившись, указал жене на висящую панель. — Что ж, спасибо, если это действительно так. Вы… всё-таки не шутите? Ничего не понимаю, но спасибо за поздравления, месье, э… Дюваль.
По телевизору шел фильм «Пять вечеров». С последнего кадра к началу. По всем каналам.
«Черт знает что, — не в силах говорить, подумал он. — «Долгое прощание» наоборот. Интересно, кто так не щадит мою голову?»
Но уже к вечеру оказалось, что никто не виновен, а черт действительно знает точно. Веселая мелодия, словно издеваясь, заставила его снова поднять брошенный на кресло телефон.
— Да? — раздражённо спросил мужчина.
— Василий Иванович? Меркулов?
— Он самый. Разыгрывайте дальше…
— Это из администрации президента… и у нас такое не принято, — вежливо, но удивлённо ответили на том конце. — Вы награждены орденом «За заслуги перед…» — трубка издала свист, сжевав окончание.
— Перед кем, перед кем?
— Вы разве не слышали? Перед отечеством. Нашим отечеством. Смена с некоторых пор не преследуется.
Мужчине показалось, что голос был уже совершенно другим.
— Какая смена? Говорите яснее.
— Поздравляем, — прохрипел аппарат, — впрочем, вам наверняка уже сказали… к тому же в новостях, два часа назад… А мы не хотели с утра беспокоить, понимая… Собственно, звоним, чтоб предупредить, вручение награды одиннадцатого августа. Кстати, в этот же день в Ялте выступает известная певица… Нет… это я так, к слову. Где награждение? Вам сообщат дополнительно. Официальное приглашение будет направлено с фельдъегерем. Ещё раз извините за беспокойство.
— Очень приятно, — уныло ответил непрекращающимся гудкам Меркулов. — Какая ещё певица? Нет, всё-таки после вчерашнего нельзя обсуждать серьёзные дела.
— Господи, говорят же, беда не приходит одна, наверное, и удача… — взволнованно засуетилась жена, накрывая на стол. — Нужно немедленно пригласить твоего знакомого. Он к этому причастен, да и, пожалуй, не откажется, как и ты сегодня, совместить полезное для тела с приятным для души…
— Не надо… — растягивая слова, задумчиво произнёс Меркулов, — для тела надо было раньше… Думаю, уже. А для души… у него другие взгляды на неё.
— Жаль, жаль, жаль, — отчего-то быстро и с досадой проговорила супруга.
Её досада передалась мужу:
— Послушай, а ты даже не поинтересовалась, чего хотел этот… директор Лувра… Не поздравить же, в самом деле?
Женщина, смутившись, устремила взгляд в угол комнаты, делая вид, что не услышала вопроса:
— Жаль, что другие… взгляды. Тогда этих… снова…
В тот самый момент элегантная дама средних лет, стоя уже в кабинете директора-распорядителя крупнейшего музея Европы, с любопытством рассматривала шпили собора Парижской Богоматери, стоявшего как-то боком к бедному в прошлом Латинскому кварталу.
— Не правда ли, восхитительный вид? И как легко нищету превратить в роскошь, — раздался позади неё голос. — Все мои предшественники предпочитали панораму с галереей великого импрессиониста. Жаль, не дошли тогда руки… Выпьете?
— Я не пью вообще.
— Это пройдёт. Вы работаете по России, там и не такие отклонения проходят. Кстати, обещание я выполнил. Наш визави получил сразу две награды. Дело за вами… за службой расставаний. Готовьте договор.
— За Камиллой, — поправила женщина. — Ведь она вовсе не плутовка, подозреваю. То появляется, то исчезает. Муженёк не успевает поражаться. Хорошо, из богемных… А второй… разок переписал конец, так опять же моя заслуга. А вы… почему бездействуете вы?
— Об этом не беспокойтесь. С ним встречались.
— Позвольте не разделить вашего оптимизма. Я имею в виду осечку в Неаполе. Мать тоже догадывается. Бесконечно сбивать дочь не смогу. Закон знаете: если кто-то поймет, что в нём говорит другой, нас убывает… Кстати, где она?
— Любуется Джокондой.
— Хоть это смогли.
Хруст пальцев стоявшей напомнил треск ломаемого карандаша. — Почему не остановите автора?
— В западню должны попасть все. И это не ваше дело. Думайте о времени. Оно истекает. Но если к моменту, когда они поймут, что вы не дочь, а та — не жена… подписи не будет… придётся разбираться с вами. Кстати, визитками-то для красоты обзавелись? Раньше служба работала как часы и без них. Люди не понимают…
— Ну и пусть. Для себя стараемся, не для них. А вы… прекратите хотя бы разговоры этих двух пьяниц! И не угрожайте. У вас тоже не всё гладко. Где озлобленный новый Рихтер? А прямо под окнами у вас прошла выставка Шишкина «Русские сны». Как такое могло случиться? — В тоне слышалась издёвка. — Ведь это он сказал, что в России даже касание деревьев к небу не такое, как в Европе… не так плывут облака. Травы, и те растут по-другому…
— Вампилов, Вампилов, любезная. «Травы пахнут здесь сильней…» — его слова. А этому мы предложили всё.
— Хм… знаю, — усмехнулась женщина. — И назвали «художник, улавливающий загадку России».
— Ничего не потеряно. Благотворительность его широко известна.
Дама удивлённо обернулась.
— Я имею в виду смысл, указанный в их «Писании», — добродетель, ставшая известной, перестаёт быть таковой! И кое-какие результаты налицо. Я хотел сказать, на полотне. Всё больше заказных…
