— Чего надо-то? — уже совсем другим голосом — просительным и тонким — спросил Шмага.
— Поговорить приехала.
— Садись, раз такое дело, — хозяин указал мне на погнутый металлический стул, явно выкинутый за ненадобностью из какого-нибудь офиса, а сам остался стоять.
— Садись и ты, в ногах правды нет, — сказала я миролюбиво, и Шмага примостился на краешке дивана.
Теперь я могла разглядеть его во всех подробностях. Очевидно, он был ровесником покойного Серебряка, но в отличие от авторитета выглядел совершенным стариком. Зубов у него почти не было — так, торчали впереди какие-то пеньки. Седые свалявшиеся волосы обрамляли лысину, серая щетина топорщилась на щеках. Лицо было изрезано морщинами и темное — то ли от грязи, то ли от загара. Сощуренные глаза спрятались в складках век. Несмотря на маленький рост и худобу, бывший любовник Серебряка казался жилистым и сильным. Он был в джинсах и клетчатой рубашке — похоже, секонд-хендовские вещи. В целом Шмага напоминал сильно потасканного старого индейца.
Старик занервничал под моим пристальным взглядом. Трясущимися руками он вытащил из пачки дешевую сигарету и закурил. Глаза у него бегали.
— Ты зачем к наследнице приходил? — задушевным тоном начала я допрос.
— К наследнице? — прикинулся непонимающим Шмага.
— Так, давай договоримся — дурака выключи сразу! — рассердилась я. — Ты залез в окошко к Марии Иннокентьевне и рылся в ее документах.
Шмага хитро прищурился:
— А ты меня видела?
— Домработница видела! — беззастенчиво солгала я.
Шмага поник:
— Сусанка-то? Она такая… всюду свой длинный рубильник сует — куда надо, куда не надо… А любопытной Варваре чего сделали?
— Давай ближе к делу, а? — попросила я. — Час поздний. Кстати, извини, что разбудила — днем совершенно нету времени к тебе приехать.
Шмага как-то странно на меня посмотрел, потом спросил уже без всякого ерничества:
— Значит, ты охранница?
— Охранницы на зоне остались, а я телохранитель! — поправила я старика. — Ты зачем в дом Серебряка лазил, а? Украсть чего хотел?
Шмага вместо ответа поднял руки. Они тряслись безостановочно.
— Я уж забыл, когда чего чужое брал, — пожаловался мне Шмага. — Такими-то руками. Я чай пью — стакан двумя руками держу. Где мне красть…
— Тогда зачем в особняк залез?
— Сама догадайся, раз такая умная! — окрысился вдруг старичок.
— И догадаюсь. Тоже мне, бином Ньютона… Ты интересовался документами наследницы. И даже скоммуниздил ксерокопии. А теперь скажи, зачем ты это проделал?! Девочку напугал…
— Де-е-евочку! — протянул Шмага.
— Не пойму, у тебя какие-то претензии к Маше? Или вы с Серебряком не поделили чего? Она к вашим давним делам отношения не имеет, ее тогда и в проекте не было…
Старик поманил меня пальцем. Что за дурацкая конспирация! Тут вокруг ни единой живой души! Я наклонилась к Шмаге, и он, понизив голос, сказал:
— Не она это, поняла? Ясно теперь?
И выпрямился, торжествующе блестя глазками.
— В смысле — не она?
— Не доча Серебряка! Самозванка это!
Я откинулась на спинку стула, изучая гордую физиономию Шмаги. Может, старик помешался от беспросветного пьянства и такого же одиночества? Шмага, кажется, понял, о чем я думаю.
— Если что, так я не пью. Совсем! И много чего вижу. Люди разные ко мне заезжают…
— Как же ты с такими руками машины-то чинишь? — напрямик спросила я.
Шмага захихикал:
— Да я и не чиню. Раньше у меня тут ребятишки работали, за еду… выгнал я их. Обокрасть меня хотели. Меня! Обокрасть! — И Шмага зашелся смехом, немедленно перешедшим в жуткий кашель. Я невольно отодвинулась. У старичка, поди, махровый туберкулез — после стольких лет на зоне…
— А заправка моя процветает, да! — гордо продолжал Шмага. — Ты не смотри, что тут не убрано — ко мне мно-о-ого кто ездит за бензином. За бензином, и не только…
На что это он намекает, что-то никак не въеду…
— Не догоняешь? — жалостливо глянул на меня старичок. — За информацией, ясно? Сейчас ведь как — кто имеет информацию, тот имеет целый мир…
Да, философ…
— И почему ты решил, что Маша — вовсе не дочь Серебряка, а самозванка? Сказал кто? Или сам догадался?
Шмага поводил у меня перед носом дрожащим пальцем:
— Моя информация денежек стоит. Если денежек нету, дай мне что-нибудь… равноценное. Расскажи что-то полезное, будет бартер… ты же на многих в городе работала? Во всякие семьи богатых людей вхожа? Вот и расскажи. Ты мне, я тебе…
Больше всего мне хотелось раздавить этого сборщика информации, как мокрицу. Я встала и сказала:
— Дурак ты, Шмага. Наследницу я сама привезла из деревни. Документы у нее в порядке. Вся родня ее признала. Один ты никак успокоиться не можешь. Что, обидел тебя Серебряк? Мало по завещанию оставил?
Шмага вздохнул:
— По завещанию, чтоб ты знала, мне вообще ничего не положено. А заправку эту я давно получил — лет пятнадцать назад.
— Отступное, да?
— Верно думаешь. Это Серебряк мне дал, чтоб я с его пути убрался. Он тогда важным стал, в телевизоре мелькать начал, на детские дома жертвовать… Да я на Кешу не обижен, ты не думай! — заверил меня маленький человечек. — Я ж понимаю — где он, а где я. Документы у девочки в порядке, это ты верно заметила… ладно, не хочешь меняться, тогда я тебе подарок сделаю. Просто так, для затравки!
И Шмага захихикал, блестя глазками.
Я уже сделала два шага к двери, но тут обернулась:
— Подарок? Какой подарок?
— А вот насчет наследницы-то… Убить ее хотели… Ты спроси у Нинельки, кто ей таблетки прописывает? Вот такой тебе будет от меня подарок…
Я пожала плечами, отодвинула засов и вышла. После грязной норы Шмаги пропахший бензином воздух показался мне слаще аромата альпийских лугов.
Я вырулила на шоссе, раздумывая над словами старика. Интересная крыса прячется в этой норе, однако… Кто же это заезжает к Шмаге на заправку обмениваться информацией?
Утром Маша заявила, что нам необходимо навестить Киру — бедная больная совсем заброшена. Девушка велела Сусанне испечь любимый Кирин пирог с инжиром. Пока пирог поспевал в духовке, я созвонилась с Нинелью. Та собиралась приехать в больницу, и мне оставалось только подогнать наши визиты по времени. Очень хорошо! Мне просто не терпелось проверить наживку, которую кинул мне Шмага. А что, если в его словах и правда есть какой-то смысл?
Сусанне Ивановне вчерашнее срывание всех и всяческих масок явно пошло на пользу. Домработница с раннего утра хлопотала по дому и даже выглядела не такой унылой, как обычно. Со мной Сусанна была подчеркнуто вежлива, а с Машей — приветлива и послушна. Все равно стоит присматривать за этой женщиной. Слишком уж большой запас ненависти она накопила за все эти годы… чего стоит только история, как она «позаботилась» о забеременевшей жене Иннокентия… Но Сусанна клялась, что к беде Киры она непричастна. Похоже на правду — Серебряк мертв, какой смысл Сусанне избавляться от ребенка?!
