— Яша, не говори глупостей, — поморщившись, сказала Нина.
— А что? Или они не такие же русские, как мы?
— Они бесы, Яша. Страшные бесы.
— Бесы? Хм… Это верно. Жаль, что нельзя превратить их в свиней, как это сделал Иисус. То-то знатно бы получилось.
Слащев залпом допил коньяк, сунул в рот кружочек лимона и скривился. Затем поднялся из-за стола и, прихрамывая, отошел в угол вагона. Там он долго что-то искал в выдвинутом ящичке комода. Нина посмотрела на его спину и сказала:
— Яша, хватит тебе уж на сегодня.
— Почему? — спросил он, не оборачиваясь.
— Эта дрянь может свести в могилу даже тебя.
Тут генерал обернулся, и Алеша увидел его бледное, покрытое потом лицо.
— Во мне пять немецких пуль, и ни одна из них меня не убила, — отрывисто и сухо произнес он. — И ты думаешь, что меня свалит какой-то дурацкий порошок?
Нина отвернулась от него. Посмотрела на Пирогова и спросила с напускной веселостью:
— Значит, желаете вместе с нами бить красных?
— Желаю! — воскликнул Пирогов, не сводя с Нины пылающих глаз.
— Но способны ли вы на это?
— Смею вас уверить — более чем. Дайте мне шашку и коня и позовите сюда роту краснопузых. Выкошу всю роту до голого места!
— Вы смелый мужчина. И очень… крупный.
Пирогов приосанился.
— Вы не поверите, мадам, но в детстве я не отличался крупными размерами. Даже отставал от сверстников в развитии. Все началось в четырнадцать лет. За один год я подрос на четыре вершка и набрал в весе почти пуд! Вот тогда для меня все и переменилось — сверстники стали смотреть на меня с уважением.
— Ну, вы прямо Илья Муромец! — рассмеялась Нина. — Чтобы такому молодцу наесться да напиться, нужно лишить провианта целый полк.
— Это точно! — захохотал Пирогов. — Пить и есть я здоров!
Слащев вернулся за стол.
— Яша, — обратилась к нему девушка, — налей господину помещику коньяку. Да не жалеючи, до самых краев. Я хочу посмотреть, так ли он хорош на деле, как на словах.
Слащев внимательно посмотрел на Нину, затем, ни слова не говоря, взял бутылку и наполнил стакан Пирогова до самой кромки.
— Ну, господин помещик! — снова весело заговорила Нина. — Готовы ли вы выпить до дна за мое здоровье?
— Еще как! — с энтузиазмом воскликнул Пирогов.
Алеша тронул его за локоть:
— Пирогов, не надо. Вы и так пьяны.
— А ну вас с вашим нытьем! — Пирогов сгреб в пятерню стакан и торжественно поднял его перед собой. — Пью ваше драгоценное здоровье, сударыня!
Запрокинув голову, Пирогов в три больших глотка опустошил стакан. Грохнул стаканом об стол.
— Уф-ф! Хорошо!
— Лихо, — похвалила Нина. — А теперь за здоровье его превосходительства белого генерала Якова Александровича Слащева!
Слащев удивленно покосился на супругу, неопределенно хмыкнул, но и на этот раз ничего не сказал и снова наполнил стакан Пирогова до краев.
— Не пейте, — вновь попросил Алеша. — Вам же самому потом будет плохо.
Пирогов вновь от него отмахнулся.
— Оставьте ваши наставления для итальянца. Русскому человеку от алкоголя нет никакого вреда. Одна только польза.
— Верно, — поддакнула Нина.
Пирогов хлопнул второй стакан. Крякнул и вытер рот рукавом камзола.
— Ну а вы? — обратился Слащев к Алеше. — Вы так и не допили. Если не ошибаюсь, тот тост был за процветание России?
Алеша молча взял свой стакан, секунду помедлил, затем решительно опрокинул его в рот. Минуту спустя в голове у Алеши помутилось, все вокруг застлал какой-то зыбкий, теплый, прозрачный туман. Алеша попытался сосредоточить взгляд на канделябре, но канделябр с шестью пылающими свечами пополз куда-то в сторону, как огромный бронзовый таракан.
«Что это со мной? — испуганно подумал Алеша. — Наверное, я напился. Так вот как это бывает! Все вокруг кружится… И все совсем ненастоящее… Господи, да ведь это сон! Как же я раньше не догадался, что это сон!»
Неожиданно ему стало хорошо. Из тумана вынырнуло бледное, улыбающееся лицо генерала Слащева. Его губы беззвучно шевелились, а откуда-то со стороны нараспев донеслось:
Утомленные зрители
Молча кутались в шубы.
И какая-то женщина
С искаженным лицом
Целовала покойника
В посиневшие губы
И швырнула в священника
Обручальным кольцом…
«Это голос Слащева, — сказал себе Алеша. — А такое ощущение, что поют где-то сбоку. Как же это получается? А, все равно».
И никто не додумался
Просто стать на колени
И сказать этим мальчикам,
Что в бездарной стране
Даже светлые подвиги —
Это только ступени
В бесконечные пропасти,
К недоступной весне…
Басовито подпевая генералу, Пирогов вдруг стал заваливаться на бок, и если бы артист его не подхватил, то непременно свалился бы со стула.
— Похоже, господин здоровяк надрался, — усмехаясь, сказал Слащев. — Уходила ты его, душа моя.
— Он сам себя уходил, — возразила Нина.
На Алешу вновь наполз теплый туман. Он пошатнулся, но тут кто-то сунул ему в руку стакан с чем-то холодным, и Алеша стал пить. Холодная волна освежила рот и приятно прокатилась по пищеводу. Только выпив весь стакан до дна, Алеша понял, что у волны этой вкус крепкого сладкого кофе. В голове у него слегка прояснилось.
— Ну, вы как? — услышал он рядом голос Нины. — С вами все в порядке?
— Д-да, — ответил Алеша.
Он хотел поблагодарить девушку за кофе, но, пока собирался с мыслями, усталый голос Слащева произнес прямо у него над ухом:
— Подите, господа. Я устал от бесед. Да и вам нужно отдохнуть.
— Мы можем идти? — сказал Алеша, едва ворочая языком.
— Идите. Должен с сожалением признать, что никакие вы не красные шпионы. Но если я ошибся — берегитесь. Из-под земли достану и вздерну на ближайшем фонарном столбе. Благо столбов в России, в отличие от всего остального, еще предостаточно.
Слащев еще что-то говорил, но Алеша его больше не понимал. Он чувствовал, что проваливается в какой-то черный, бездонный колодец. «Вероятно, я умираю», — подумал Алеша и, поняв, что не испытывает страха от этой мысли, радостно улыбнулся, приветствуя свою преждевременную и легкую кончину.
* * *
И снились Алеше Берсеневу мятущиеся по небосводу черные тени и среди них одна — самая черная, снились Алеше рокот станков и дым, валящий из заводских труб, и в этом дыму, как внутри огромного бесформенного сосуда из дымчатого стекла, — два войска. (Обдумывая позже свой сон, Алеша не сомневался, что два воинства — это белая и красная армии. Его слегка тревожил лишь непонятный символ, какой он прежде встречал на картинках в книге господина Щербатского «Индуизм и буддизм». Это был крест, но крест необычный. Лучи его на краях сгибались в одном направлении, напоминая согнутые в локтях руки. От этого креста исходила такая же опасность, как и от большой красной звезды, всходившей на горизонте, и Алеша чувствовал тревогу.)
