— Да, свинское время, — снова подтвердил Евгений Александрович. Он слегка порозовел и приосанился от гордости, что нашел общий язык с мужиками, и со скромной горделивостью поглядывал на своих молчаливо плетущихся за подводой друзей.
— Стало быть, вы своим ремеслом на жизнь зарабатываете? — спросил мужик в зеленом картузе.
— Да, — ответил Миронов.
— И как? На пропитание хватает?
— Ну с голоду пока не умерли, — с улыбкой ответил Миронов.
— Ясно. Харчами платят али как?
— Когда как. Иногда харчами.
— А в городе, наверное, и деньгой звонкой случается получить?
— Иногда случается, — сказал Миронов. Но тут же, смущаясь, добавил: — Впрочем, редко. Весьма редко.
— Да-а, — протянул мужик. — В наше время много не заработаешь. Скоро своим трудом зарабатывать совсем разучатся. Будут только друг у дружки отбирать. У кого ружье, за тем и правда. Так ведь?
Евгений Александрович вздохнул:
— Вы правы. Тяжелое время. Античеловеческое.
Зеленый Картуз обернулся и посмотрел на рыжебородого. Тот незаметно кивнул.
— Тут неподалеку ручей, — сказал рыжебородый. — Надо бы лошадь напоить. Вы как, не шибко торопитесь?
— Нет, — ответил Миронов.
— Тогда свернем ненадолго. Заодно и сами передохнем.
Держа лошадь под уздцы, рыжебородый свернул подводу на едва заметную лесную тропу. Минут пять шли молча.
— Тпру! — сказал вдруг мужик в зеленом картузе.
Лошадка остановилась.
— Что случилось? — встревожился Алеша.
— В самом деле, почему встали? — спросил, утирая пот с толстого, усталого лица, Пирогов. Он повертел головой и недовольно добавил: — Я что-то не вижу тут никакого ручья.
— А его тута нема, — сказал мужик в зеленом картузе.
— Как нема? А где же он?
— А нигде.
Щербато усмехнувшись, мужик достал из-под полы обрез и наставил его на Пирогова. Рыжебородый последовал его примеру, и теперь уже два обреза смотрели воронеными дулами на путешественников. Артист потихоньку полез рукой в карман, но рыжебородый приметил это.
— А ну, вынай руку из кармана! И подойди к другим. Живо!
Артист повиновался.
— Господа, — жалобно заговорил Миронов. — Но это же глупо. Нам с вами нечего делить. Я взываю к вашему разуму!
— Тебя забыли спросить. А ну, господа хорошие, выворачивай карманы! — Зеленый Картуз направил обрез на артиста. — Ты первый, шляпа!
Артист вынул из кармана револьвер и положил его на телегу. Рыжебородый присвистнул.
— Таперича отойди! — прикрикнул он.
Артист отошел. Мужик взял револьвер и взвесил его на ладони.
— Добрый «маузер», — одобрительно сказал он. Откинул барабан, посмотрел на медные головки патронов и защелкнул его обратно. — Добрый «маузер», — повторил он. — С полным барабаном. — Мужик ткнул револьвером в сторону Пирогова. — Теперь ты.
Пирогов вынул из кармана амбарный ключ и сморщенную маленькую картофелину и положил все это на телегу.
— Одежу тоже сымай, — приказал мужик.
— Не понял.
— Сымай, говорю, одежу.
Пирогов насупился; нехотя стянул с себя бархатный камзол и положил его на подводу, оставшись в грязной белой рубашке.
— Теперь ты, хлопчик.
Алеша выложил из карманов носовой платок, огрызок яблока, несколько медных монеток.
— Шо? Это все?
— Все, — кивнул Алеша.
— Фуражку клади.
Алеша снял фуражку и положил на дерюгу.
Зеленый Картуз покосился на кучку вещей, лежащих на дерюге, и дернул уголком рта:
— Негусто. Что ж вы такие бедные, господа артисты? А еще говорили, что вам звонкой монетой платят.
Артист и Пирогов посмотрели на Миронова. Евгений Александрович покраснел и дрогнувшей рукой поправил очки.
— Друзья, это я так, к слову… — промямлил он.
— «К слову», — передразнил его мужик. — Надо ж понимать, чего можно говорить, а чего нельзя. Ну что нам теперь с вами делать?
— В самом деле, — хмуро и тихо сказал Миронову Пирогов. — До седых волос дожили, а не знаете, что за свои слова нужно отвечать.
Евгений Александрович потупился. Он выглядел совершенно несчастным.
— Ну ладно, ребята, — забасил Пирогов. — Вы забрали все, что у нас было, — это ваш улов. У нас возражений нет. Теперь мы можем идти?
— Нет, не можете. Стойте здесь, а нам с кумом надо перекинуться парой словечек.
Рыжебородый подошел к Зеленому Картузу и стал тихо с ним переговариваться. Однако, несмотря на предосторожности мужиков, путешественникам было слышно каждое их слово.
— Что будем с ними делать? — спросил рыжебородый.
— Отпускать нельзя, — ответил Зеленый Картуз. — Паны из благородных, офицерам пожалуются.
— Пожалуются, — подтвердил рыжебородый. Он покосился на путешественников и сказал: — Придется здесь оставить.
— Да. Придется, видать.
Рыжебородый повернулся к путешественникам.
— А ну-ка, господа хорошие, встаньте кучней.
— Друзья мои, вы совершаете ошибку! — дрогнувшим голосом воскликнул Евгений Александрович. — Мы вам не враги!
— Да я ж с тобой, пан, и не спорю, — добродушно сказал рыжебородый. — Ты, может, и хороший человек, но время нынче такое.
— Идальго, сделайте что-нибудь, — в отчаянии проговорил Алеша. — Они ведь нас убьют.
— Похоже на то, — ответил артист.
— Эй! — прикрикнул Зеленый Картуз. — А ну, кончай шептать!
Алеша повернулся к Пирогову:
— Пирогов, а вы-то что стоите?
— А что я могу сделать? — развел руками тот. — У них оружие.
— Свечку-то хоть за нас в церкви поставите? — громко спросил у мужиков артист.
— Будьте уверены, — с ухмылкой ответил ему Зеленый Картуз. — За упокой, как и полагается. Ну прощевайте, господа.
Мужик вскинул обрез. В тот же миг что-то просвистело, и мужик хрипло выдохнул: «Кхах!».
Артист одним прыжком перемахнул через подводу и оказался за спиной у рыжебородого. В его руке блеснул нож. Рыжебородый дернулся, выронил обрез и схватился руками за горло. Между его судорожно сжатыми пальцами показалась кровь. Артист оттолкнул мужика от себя, и тот упал ничком в траву.
Зеленый Картуз по-прежнему стоял возле телеги, опустив ружье, и изумленно таращился на белую рукоять ножа, торчащую у него из груди. Вокруг рукояти ножа расползалось темное пятно.
