– Я сказал – минуточку! – Мужчина повернулся к Варваре и пристально посмотрел на нее.
От его взгляда Варваре стало страшно, по-настоящему страшно.
Прежде она боялась только двух вещей: пауков и начальства. Страх пауков был у нее врожденный, бессознательный, начальства же она боялась вполне осознанно и рационально.
Но этот взгляд напугал Варвару гораздо сильнее.
Она просто похолодела и затряслась, как будто в теплом помещении регистратуры температура упала до минус тридцати градусов. И привиделось вдруг Варваре Ивановне, что идет она зимней ночью по огромному заснеженному полю, мороз крепчает и начинается сильная метель. И нет в округе на ближайшие двадцать километров ни одного дома, да что там – сарая с прохудившейся крышей и то нет! И негде спрятаться от ветра и снега. И силы ее покидают, и вот уже опускается она на снег, и через несколько минут заметает ее с головой… И знает Варвара Ивановна, что сейчас заснет и не проснется никогда, и найдут ее тело не скоро. А может быть, и совсем не найдут, потому что никто не ходит здесь ни зимой ни летом. Разве что через несколько лет пастух, гоняя свое стадо, наткнется на ее выбеленные солнцем кости.
– Что… что такое… – пролепетала Варвара и открыла рот, чтобы закричать.
Но странный мужчина поднес палец к губам и вполголоса сказал:
– Не надо!
Варвара Ивановна послушно закрыла рот и вжалась спиной в стеллаж с карточками. А мужчина подошел к ней вплотную и вдруг приложил к лицу Варвары ватный тампон, смоченный какой-то остро и неприятно пахнущей жидкостью. Варвара вдохнула – и тут же в глазах у нее потемнело, и она сползла на пол.
Очнулась она от доносящегося откуда-то издалека раздраженного голоса.
– Безобразие! Сколько можно ждать? Я буду жаловаться!
Варвара Ивановна встряхнула головой, открыла глаза и удивленно огляделась.
Она лежала на полу между стеллажами. Тут же валялись несколько растрепанных карточек и серый катышек свалявшейся пыли.
«Надо сказать начальнице, что Анна Федоровна плохо подметает», – привычно подумала Варвара.
Анна Федоровна была уборщицей, и у Варвары с ней были постоянные трения.
«А вообще, почему я оказалась на полу и что я здесь делаю?» – проступила в голове Варвары следующая мысль.
– Мне, наконец, выдадут карточку?! – снова донесся до нее раздраженный голос.
И тут Варвара Ивановна вспомнила, что пошла за карточкой для женщины в малиновом вязаном берете, но потом с ней случилось что-то крайне неприятное и унизительное. К этому неприятному событию был как-то причастен невзрачный мужчина в мятой поношенной кепочке и старомодных очках с толстыми стеклами… или без очков? Здесь ее воспоминания путались, и что конкретно с ней произошло, Варвара Ивановна не могла вспомнить.
– Безобразие! – снова раздался голос малиновой дамы. – Вы что там – уснули?
– Минуточку… – пробормотала Варвара Ивановна.
Она поднялась, держась за стеллаж, собрала рассыпанные карточки, одну из них взяла в руку и вернулась к окошечку.
Дожидавшаяся ее дама от возмущения сравнялась цветом лица со своим беретом.
– Безобразие! – повторила она по инерции и протянула руку за карточкой.
И стала еще краснее, если это возможно.
– Что вы мне даете?! – заверещала она как резаная.
– Как – что? Карточку! – раздраженно ответила Варвара.
– Какую карточку? Вы посмотрите, что вы мне всучили!
Варвара всмотрелась в надпись на обложке карточки и с удивлением прочитала:
«Журнал учета обработки помещения регистратуры средствами для уничтожения крыс и бытовых насекомых».
Ашшурбанипал ходил по просторному покою, как ходит пленный лев по клетке в царском зверинце. Но сейчас с трудом можно было узнать ассирийского царя. Еще недавно могучий, полный сил и воли, он казался старым и больным. Лицо его было бледно, выкрашенная хной борода висела клочьями, темные глаза потухли, вместо воли и силы в них светилось отчаяние. Царь заламывал руки, как брошенная женщина, и восклицал полным скорби голосом:
– Богам и людям, живым и мертвым делал я только добро! Богатые жертвы приносил я в храмы великих богов – Ашшура и Эа, Иштар и Шамаша, Энлиля и Дамкины. И вавилонского бога Бэл-Мардука не забывал я почтить своими дарами. Строил я новые города, копал новые каналы, чтобы подданные мои не знали нужды и голода. Почему же боги покинули меня? Почему они наслали на мою душу болезнь, и горе, и сердечную скорбь? Почему не прекращается смута в стране Аккад? Почему те, кого я приближал к себе, те, кого осыпал своими милостями, ополчились на меня? Почему те, кто приносил мне клятвы верности, изменили своему слову? В горе и печали провожу я свои дни, и смерть моя не за горами! Боги, за что мне это? Я чту вас, как положено благочестивому мужу, – не оставьте же и вы меня в этот страшный час! Да увижу я свет надежды! Да вернется ко мне счастье!
– Доколе ты будешь стенать и плакать, владыка? – обратился к нему Шамш-уд-Карам, последний из военачальников, сохранивший верность своему царю. – Вытри свои слезы, заглуши стоны, надень боевые доспехи и возьми в руки меч своих отцов! Вражеские полчища приближаются к столице – но Ниневия окружена мощными стенами, воины твои сильны и многочисленны, в кладовых твоих обильные запасы. Мы выстоим перед любым врагом, соберем силы и сокрушим нечестивых! Боги не оставят нас своей милостью!
– Я слышу твои слова, – ответил ему Ашшурбанипал. – Я благодарен тебе за верность, но чувствую, что боги отвернулись от нас. Слишком долго солнце светило на нашем небосклоне, слишком долго наше оружие было победоносным. Боги капризны, как женщины, сердца их переменчивы, они не хотят долго даровать счастье одному…
– Боги любят победителей! – оборвал его жалобы военачальник. – Будь таким, как прежде! Будь великим царем, победителем воинов, завоевателем стран! Возьми в руки меч, выйди к своему войску, пусть солдаты увидят своего прежнего владыку!
– Ты прав, мой верный Шамш-уд-Карам! – Ашшурбанипал хлопнул в ладоши, и тут же вбежали два черных невольника, послушно вытянулись у дверей.
– Принесите мне боевые доспехи, – приказал им царь. – Принесите мне меч моего отца! Умастите мою бороду благовониями, облачите меня, как подобает облачаться великому царю перед великим сражением!
Через час на дворцовый балкон вышел прежний Ашшурбанипал – могучий воин и великий государь.
Площадь перед дворцом была заполнена солдатами. Меченосцы и копейщики, лучники и пращники стояли под ослепительным солнцем полудня, ожидая, что скажет им царь.
Ашшурбанипал обвел свою армию властным взглядом и проговорил могучим, зычным голосом:
– Верные мои солдаты! Вы шли под моими знаменами в далекие страны – и эти страны покорно ложились к нашим ногам. Все были покорны нам, все платили дань: Элам и Сирия, Урарту и Манну, Ликия и Халдея. Все страны, все народы трепетали перед мощью ассирийского оружия. Даже гордый египетский фараон склонял перед нами голову, просил нашей помощи, нашего снисхождения. Увы, времена изменились. Те, кто платил нам дань, посмели поднять на нас руку. Те, кто клялся нам в верности, изменили своему слову.
