Случайно – случайно разорвалась цепочка. А если бы нет?
…А пленки, о которых столько говорили (что там, на пленках, что?!), оказались необязательным элементом сюжета. Но если подумать: вот что по-настоящему самое страшное. Вот что я хочу рассказать Вике, пока я помню.
Хорошие новости с 17 до 19
В больнице всегда знаешь точное время (градусник, капельница, таблетки, визит врача, тихий час, время для посещений, градусник, капельница, таблетки) и никогда не знаешь, какое число.
16.50–17.35
Мурка, с криком «Пустите меня, уже давно почти пять!», Марфа с Таксом в сумке.
…Если ты столько времени (два месяца и один день) думал о человеке непрерывно, то, увидев его, тебе остается лишь сказать «привет», иначе получится неловко: как будто ты два месяца и один день думал о нем непрерывно, как будто этот человек обязан тебе за то, что ты не ел – не спал – не дышал, как будто теперь он должен переживать, что ты столько из-за него пережил, и пережить за тебя не меньше, как будто это моральный долг… моральный долг – худший из всех долгов, что могут быть. Я имею в виду, что мне ничей моральный долг не нужен.
…Я очень боялась, что Марфа скажет «простите, что вам пришлось все это пережить», и мне придется притвориться, что я не думала каждую секунду, какая она хрупкая, прозрачная, все время зябнет, а может быть, она голодная, а может быть, ее обижают, – что мне не было так больно, будто меня колют булавкой в сердце. Оказывается, Василий Васильевич мог бы добиться, чтобы ее отпустили домой на то время, пока идет следствие, но намеренно держал ее там, боялся, что ей устроят еще одну провокацию, все-таки он – лучший в городе адвокат.
– Привет, как ты?
– Все хорошо, спасибо… – У Марфы на лице написано: ни за что не стану говорить, как я.
Все это время я думала, что должна сказать Марфе: «Марфа! Ты поняла, что живешь не на облаке? Когда сладким голосом просят «помоги без рецепта», ты должна не жалеть, а думать. Ты хотела сломать свою жизнь?!» Но.
Когда я слышу (на улице, в магазине, на пляже, везде) вопросы «Ты почему не подумал, когда это делал?», «У тебя вообще есть ум (голова, глаза, уши, совесть)?», «Когда ты будешь нормально себя вести?», и (самый психоаналитический вопрос) «Ты хочешь, чтобы тебя наказали?», и (самый анатомический вопрос) «Чем ты думал?», я всегда думаю – зачем задавать человеку вопросы, на которые нет ответа, а можно только понурить голову?! Ребенок должен знать, что на родителей можно положиться, что ему не будут задавать сюрреалистических вопросов. Не будут говорить «попроси прощения при всех». Тем более если он уже и так наказан. Тем более я больше всего на свете хочу, чтобы Мурка с Марфой поскорей ушли. Хочу смотреть, как капает раствор в капельнице – кап, кап…
Мы говорили:
– о Мурке (Мурка говорила о Мурке, и мы с Марфой тоже говорили о Мурке: свадьба, фата, крылья ангела, подойдет ли к платью колье, которое Тата привезла из Таиланда. Мурка сказала «Мама! Мне не нравится колье, как мне вежливо избежать колье?» У Муры подозрительно уклончивый вид, кажется, твердо задумала избежать колье.
У Алены с Иркой твердое мнение: мы не должны выдавать нашу Муру за Павлика: сын за отца отвечает (гены), а Игорь в трудную минуту оказался не друг – не враг – а так. У меня тоже твердое мнение, вот только забыла, какое именно…А-а, да, вспомнила: я не хочу об этом думать. Игорь сказал мне: «Пока все не прояснится, Павлику нужно держаться подальше, ты же это понимаешь?» Я понимаю, но больше не хочу с ними дружить. Не обязательно дружить с новыми родственниками…Одно только: я не хочу такую свадьбу, я не могу такую свадьбу, сейчас, после всего, – нет);
– о поведении Льва Евгеньича (Со слов Муры, Лев Евгеньич от радости, что Андрей дома, ворует как собака, спит на полу, – когда Такс был у нас, Лев Евгеньич без тени сомнения спал в своем кресле, а сейчас спит на полу, думает: «Такс увидит, что я уступил ему кресло, и вернется»).
Девочки собрались уходить: Мурке нужно бежать, Марфу ждет Мишенька, они пойдут в Центр «Дети дождя».
– Мурка, может быть, пойдешь с Марфой в Центр, поиграешь с детьми, – предложила я.
– С детьми? Ты что? – удивилась Мурка. – Мне нужно бежать! Как это, куда бежать?! Повсюду!
Если есть на свете человек, не склонный поиграть с детьми, то это Мурка: при слове «дети» у Мурки оловяннеют глаза и голова клонится набок. Мурка не интересуется чужими, любит своих. Мурка любит своих. Два месяца провела в очередях в Кресты («Кресты» и «передача» не звучит рядом с колье и свадебными голубями). Кое-что важное поняла.
Павлику не разрешили стоять с ней в очереди в Кресты (потому что ему это ни к чему). Мурка возмущенно кричала: «Почему он не может хоть раз занять мне очередь! Почему нельзя?! Как будто он запачкается! Но тогда он запачкается от меня!» Муре пришлось понять: тебя любят, когда у тебя все хорошо, а если у тебя все плохо, то нужно стараться, чтобы тебя любили: в первую очередь смириться с тем, что у других людей другие взгляды, другие чувства.
Два раза в неделю с пяти утра умножить на два месяца будет… Мурка провела в очереди в Кресты девяносто часов. Последний раз стояла в очереди два дня назад: не знала, что Марфа назавтра будет дома.
Мурка остановилась в дверях палаты, оглянулась.
…– Мама? Игорь хочет, чтобы на свадьбе были голуби, чтобы мы с Павликом выпустили пару белоснежных голубей в небо, или не пару, больше… сколько я захочу голубей, столько и будет…Мама! Голуби меня доконали! КАК можно такую свадьбу сейчас, после всего… Я не могу такую свадьбу!
Как прекрасно, что мой ребенок чувствует то же, что и я, что я всегда знаю (а я всегда знаю!) мысли и чувства моего ребенка!
– Да, наверное, сейчас лучше обойтись без свадьбы, лучше просто пожениться и…
– Как, без сва-адьбы? – разочарованно протянула Мура. И закрыла дверь.
Но Мурка не может попрощаться один раз, она даже по телефону прощается два-три раза (скажет «пока», и снова «привет»! Я забыла, вот еще что… ну, теперь пока», и снова: «Привет, это я!»).
Дверь приоткрылась.
– Без свадьбы я не хочу, без свадьбы я вообще замуж не выйду, – из коридора сказала Мурка. – …Мне и дома хорошо, с вами. Зачем мне замуж за чужого человека?
И захлопнула дверь, чтобы не пускаться в обсуждение.
Но я бы и не стала пускаться! Я только надеюсь, что это решение взрослого (начинающего взрослеть) человека, осознавшего (начинающего осознавать) истинные ценности и не связанное с фобиями, – с тем, что Мура смертельно боится даже одного голубя.
17.00–19.00
Алена, с двумя сумками еды.
…– Почему ты лежишь у окна, из окна дует…
Алена вызвала медсестру, и они передвинули кровать к двери.
Положила в холодильник: банку с бульоном, миску с котлетами, пирожки с капустой, пирожки с яблоками, шоколадки «для медсестер», торт «отдашь врачам к чаю». Все банки и миски подписаны («палата №…, имя, фамилия»). На вопрос, зачем подписывать (я в палате одна), ответила «так положено».
