У меня странная особенность организма: мне стыдно просить. Даже о пустяковом одолжении – подвезти меня куда-то или дать номер телефона, – голос становится неестественно-искательным, и я сама себе противна. Может быть, это врожденная сатанинская гордость, а может быть, я просто избаловалась: мне никогда не нужно было никого ни о чем просить, для всех моих желаний, больших и маленьких, сначала был папа, потом Андрей…Хорошо, что у Алены с Никитой нет денег, – то есть для меня хорошо, для Алены с Никитой, конечно, плохо.
– Как человек практичный я хочу рассмотреть все варианты, – сказала Алена.
И практичная Алена рассмотрела все варианты.
Вариант первый: «А твой дом в Испании нельзя продать? Давай заодно и мой дом продадим, я его ненавижу, я из-за него развелась». Почему Алена, такая практичная, не понимает? Дом в Испании нельзя продать, его можно только отдать банку, – дом в Испании в кредит. Алена ненавидит свой испанский дом, как любовницу, разлучившую ее с мужем, но его нельзя продать (хоть он и не в кредит), – в Европе кризис, переизбыток недвижимости.
Вариант второй: «Может быть, ты сначала найдешь этого человека?… Пусть назовет сумму, предложит скидку, а мы спокойно подумаем». Алена думает, что этот человек будет вести себя как продавец на восточном рынке: скажет «за прекращение дела ни в чем не повинной девочки пять пиастров, за извинение перед вашим мужем еще пять пиастров», – я повернусь и уйду с непроницаемым лицом, а он побежит за мной с криками «ладно, по три пиастра за каждого фигуранта, и мы прекратим вас мучить!»…И мы с Аленой ушли из садика Фонтанного дома, и веселое слово – дома – никому теперь не знакомо, все в чужое глядят окно, сердце к сердцу не приковано, если хочешь – уходи, много счастья уготовано тем, кто волен на пути.
На Литейном, у Фонтанного дома, магазин «Сумки».
– Давай зайдем на минутку, ну пожалуйста, – сказала Алена.
За минутку Алена набрала полные руки сумок: черную лакированную, белую лакированную, красную из мягкой кожи и фиолетовый клатч. Принесла сумки к кассе, сказала «отложите мне на час», и мы вышли из магазина.
– Я все время откладываю на час, а потом не прихожу, – сказала Алена. – Скажи мне как психолог, с профессиональной точки зрения, это невроз?
С профессиональной точки зрения Алена переживает крушение картины мира. Не может смириться с тем, что ее новая картина мира – «Нет Денег». Ходит по магазинам и делает вид, что покупает, пытается быть собой, не выпасть из своей прежней картины мира. Моя картина мира «Все Прекрасно» тоже изменилась, теперь моя картина мира – «Ужас».
– С профессиональной точки зрения? Пожалуйста: попробуй представить, что ты Никита. Ну, давай, представь прямо сейчас… Закрой глаза и говори все, что приходит в голову.
Алена закрыла глаза. Нахмурилась, надула щеки, втянула голову в шею и заговорила:
– Что ты все время просишь «дай денег, дай денег»… А у меня нету. Понимаешь, не-ту! Не все козе масленица! Скажи спасибо, что на должности удержался… Почему ты сказала «спасибо» с иронией?… Что? Почему раньше на все хватало? По кочану. Да раньше ты вообще не знала, какая у меня зарплата. Знала? Ну, скажи, какая, – ага, не можешь?! Ты думала, что квартиры, и дача, и дом в Испании, и все твои поездки, и диваны, и джакузи – все на зарплату? Ах, ты об этом вообще не думала?… – говорила Алена с Никитиной поучительной интонацией. – Да, у меня теперь одна зарплата! Ах, я, видите ли, не подумал, что у нас ничего нет на черный день… Да, если что, пойдешь на рынок клубнику продавать… Да, у нас ничего нет на черный день… ни-че-го…
Алена открыла глаза, вышла из транса. Бедная Алена. Сделаю вид, что не слышала, что на Никитину зарплату нельзя было купить дачи, диваны и джакузи: услышать означает признать, что Никита имел отношение к коррупции. Не стану шутить, что теперь Никитину работу с одной лишь зарплатой можно рассматривать как исправительные работы. Не стану спрашивать, почему масленица козе, а не коту. Не стану утешать ее, говоря, что люди живут и на зарплату, что не все козе и коту масленица, – мы же друзья. Бедная Алена. Кто-то чужой сказал бы, что Алена капризничает, по сравнению с другими она вовсе не бедная, но ведь это неважно, с какого этажа падать и до какого долететь, – важен ужас, когда летишь. Бедная Алена.
– Хочешь еще что-нибудь сказать? – спросила я голосом психолога на приеме.
– Ну… Жалко его. Я как-то не думала, что он тоже переживает… Расстраивается, что у нас ничего нет на черный день.
Мы разошлись у магазина «Сумки», я пошла направо, домой, а Алена налево, в магазин японской посуды на углу Литейного и Пестеля. Японцы для каждого времени года используют посуду разного цвета. Алена хочет купить чайный сервиз для весны, белый фарфор с синими крапинками, называется «имари». То есть купить чайный сервиз для весны она не может, она хочет посмотреть. Сказала, что просто посмотрит, но откладывать сервиз не будет, – ей уже лучше, она на пути к выздоровлению.
…От Фонтанного дома до меня в хорошем настроении семь минут, я брела полчаса.
Купила мороженое. Шоколадное мороженое – единственное, что я могу есть, но только на улице, когда вокруг шум, люди, нормальная жизнь, и я на мгновенье забываю… все забываю. Но иногда бывает, что что-то приятное оказывается совсем не тем, чего ожидаешь: на обертке написано «шоколадная трубочка», но шоколад только сверху, а внутри белое мороженое.
По дороге позвонила Игорю.
Я думала, что весело скажу: «Привет, ты хотел квартиру в Толстовском доме, можешь купить мою». Я думала, что предложить Игорю квартиру не означает просить. Но оказалось, что означает.
– Привет… у меня к тебе вопрос, то есть предложение… если ты все еще хочешь квартиру в Толстовском доме… то можешь купить мою, если тебе это удобно… но, извини, мне нужно быстро… – сказала я (искательным голосом с робким смешком).
– У меня была мысль сделать инвестицию, – сказал Игорь и замолчал.
Игорь молчал (человек может подумать, прежде чем сделать инвестицию), я ждала, как княгиня Друбецкая в «Войне и мире», когда она хлопочет, как просительница, в прихожей князя Василия. Наконец Игорь сказал:
– Давай обсудим на следующей неделе. Но ты ведь понимаешь, что когда срочно, то цена меньше на двадцать пять-тридцать процентов?
…Ну… это была шоколадная трубочка с белым пломбиром внутри, совсем не то, что я думала: и не друг, и не враг, а так… Но, может быть, неправильно осуждать козу, свинью и курицу? Я имею в виду Козу, Свинью и Курицу из пьесы «Кошкин дом»: тили-бом, загорелся Кошкин дом, никто не пустил Кошку ночевать, и она побрела по дорогам. Подразумевается, что они поступили плохо. Но! Они ведь всего лишь раз были у Кошки в гостях, они не друзья, просто знакомые. Просто знакомые не обязаны нас поддерживать!..Но все равно было обидно, очень обидно, мои мысли были тяжелые – не унести, и я плелась по Литейному, как будто впервые вышла на улицу после тяжелого гриппа, как погорелая Кошка, как княгиня Друбецкая.
