Как-то утром отец Бернардо подошел к Анджело после мессы и по-доброму предостерег:
– Ты сойдешь с ума, сынок, если не отпустишь свое горе. Не оскорбляй живых, а мертвые давно обрели покой в ином мире. Будь благодарен за то, что тебе даровано…
Вопреки всему, слабая надежда в сердце Анджело не угасала. Он никому не рассказывал о том, что, будучи при смерти, видел Марию, которая простирала к нему руки, при этом ребенка с нею не было. Наверняка где-нибудь кому-нибудь что-то известно. Эта мысль мучила Анджело больше всего, и ни один священник в мире не мог задуть в нем огонек надежды.
Глава 55
Личфилд, июль 1919 г
Мэй торопливо шагала через Соборный двор. Сегодня – пятница, день празднества по поводу заключения мира
[17]
, поэтому нужно купить кое-что на рынке: свежий хлеб, овощи и сыр. Ей нравится готовить для каноника суп, которого хватает на все выходные. Мэй забыла, что площадь перекрыли из-за предстоящего парада. Звонари Личфилдского собора готовились к завтрашним торжественным звонам. А сегодня днем в школах состоятся детские праздники. Элла прямо трясется от нетерпения.
Мэй свернула в маленький дворик, мощенный булыжником, и увидела высокого мужчину в дорогом костюме. Он вертел головой по сторонам, разглядывая красные кирпичные дома эпохи Тюдоров с открытыми балками. Мэй уже привыкла, что туристы постоянно забредают сюда полюбоваться старинными зданиями.
– В каком доме живет каноник? – спросил незнакомец, и его серые глаза недобро сверкнули.
Уловив резкий американский акцент, Мэй непроизвольно напряглась.
– Кого именно из каноников вы желаете видеть, сэр? – Мэй изобразила улыбку, хотя сердце бешено заколотилось у нее в груди.
– Все трезвонят и трезвонят, – раздраженно произнес мужчина, махнув рукой в сторону собора. – Сам себя не слышишь. Мне нужен Форестер, каноник Форестер.
– Идемте, я вас провожу, – сказала Мэй, решив потянуть время.
Сердце по-прежнему глухо стучало. Она узнала этого человека по свадебной фотографии, которой так дорожил отец Селесты и с которой сама тысячу раз стирала пыль. Гровер Паркс, собственной персоной. Явился за своей женой. Боже, хоть бы оказалось, что каноник где-нибудь в соборе или навещает больных!
У Мэй есть ключ, только ему не надо знать об этом. Чужак не догадывается, кто она. Может быть, указать ему на другой дом – тот, чей хозяин-священник куда-нибудь уехал на праздники? Тогда он постучится и уйдет, а когда придет в следующий раз, уже к канонику Форестеру, все равно никого не застанет – Мэй об этом позаботится.
– Интересно, кто тут живет, в этих тесных коробочках? Здесь даже для кошки места мало, – пошутил Паркс, оглядывая мощеный двор, однако его напускное дружелюбие не обмануло Мэй.
– В основном священники, ушедшие на покой, или их вдовы.
– Вы тоже отсюда? – Он пристально посмотрел на потертый жакетик Мэй.
– Нет, сэр, я кое у кого прибираюсь, а работаю в колледже. Боюсь, каноника нет дома, сэр, – прибавила она, молясь, чтобы так оно и было. – Праздничные дни, вся страна отмечает заключение мира. Вы видели флаги?
– Да уж, в Лондоне ни пройти ни проехать. С чего вообще столько суеты? Война закончилась почти год назад. Я приехал по делам в лондонский Силвертаун, а вся страна словно встала…
– Мы долго ждали, откладывали торжества из уважения к памяти погибших солдат, – возразила Мэй. По какому праву этот человек осуждает их национальный праздник? – Да, я уверена, каноника нет дома.
– Я не для того проехал сотни миль, чтобы отправиться восвояси, даже не подергав дверь. Показывайте, куда идти.
– Пожалуй, я зайду с вами. В последнее время каноник стал рассеян и туговат на ухо.
Паркс нетерпеливо постучал. К ужасу Мэй, дверь открылась, и на пороге появился улыбающийся каноник Форестер.
– Мэй, дорогая… О, два гостя сразу, как чудесно! – Он внимательно посмотрел на чужака. – Мы знакомы?
– Еще бы, черт побери, ведь я – ваш зять. Где она?
– Простите, о ком вы?
– Где моя жена и сын? – рявкнул Паркс.
– Простите, молодой человек… Гм, входите же в дом. Мэй, будь добра, поставь чайник. Здесь, очевидно, какое-то недоразумение. Гровер, в последний раз я видел вас на свадьбе. Дайте-ка вспомнить, когда это было?..
– Хватит заговаривать мне зубы. Я хочу видеть жену и сына. Где они?
– Разве не с вами? – Старик озадаченно поскреб макушку. – Ничего не понимаю. Мэй, ты можешь объяснить, в чем дело?
Мэй помотала головой, стараясь не краснеть, и, затрепетав, шмыгнула в маленькую кухоньку. Этот человек приехал сюда с определенной целью, и с ее уст не должно слететь ни одного слова.
– Никак не возьму в толк. Я регулярно пишу дочери в Акрон. Ты ведь отправляешь мои письма? – Каноник Форестер посмотрел на Мэй, которая с подносом в руках съежилась в дверном проеме.
– Я не получал никаких писем с… – Гровер запнулся. – Так, что происходит? Кому здесь приплачивают за молчание? – Он устремил тяжелый взгляд на Мэй. – Вы – та, за кого я вас принимаю?
– Миссис Смит – моя экономка и верный друг нашей семьи. Будьте любезны, обращайтесь к ней со всей учтивостью, молодой человек, – вмешался каноник. – Присядьте и расскажите, в чем, собственно, дело.
Гровер повернулся к Мэй:
– Моя жена заплатила вам, чтобы вы не раскрывали рта?
– Достаточно! – оборвал его каноник, прекрасно все расслышав. – Потрудитесь объясниться. Вы находитесь в моем доме. Совершенно ясно, что возникло какое-то чудовищное недоразумение.
– Позвольте я кое-что поясню, преподобный. Ваша дочь, дражайший тесть, похитила моего единственного сына и прячет его в этой убогой дыре. Имейте в виду, это не сойдет ей с рук!
– Что именно?
– Кража того, что принадлежит мне.
– Вы ошибаетесь, Селестины здесь нет. Кроме того, как может мать украсть собственного сына? Даже если и так, ребенок – не вещь, которой владеют. Родерик никому не принадлежит.
Сбитый с толку новостями, каноник Форестер не сводил взгляд с фотографии внука на каминной полке.
– Хватит проповедей, – огрызнулся Паркс. – Где она?
– Не имею ни малейшего понятия. Я был уверен, что она живет с вами. Во всяком случае, так следовало из ее писем.
– Я вам не верю! Вы что-то знаете – либо вы, либо она! Поглядите-ка, вся дрожит как осиновый лист. – Гровер навис над Мэй грозной тенью. – Ну? Я весь внимание.
Мэй залепетала что-то бессвязное; каноник вновь встал на ее защиту.
– Я настаиваю, чтобы вы покинули мой дом. Придете, когда успокоитесь. Я не позволю вам так обращаться с моей экономкой.
