— Круто! Круто!
— Чего тут крутого?!
— Круто вот так вдруг умереть! Сразу никому ничего не должен! Если бы я погиб, не пришлось бы париться о деньгах, о маминых зубах… Я стал бы абсолютно свободным…
На глаза навернулись слёзы. Я вспомнил смотровую площадку, ирландца Шона, смешных чёрных детей с воспитательницей, холёных дамочек… Я видел их всех, обезумевших от страха, сгорающих заживо на наших глазах, залитых самолётным топливом, плавящимся металлом, прыгающих в окна… Для Юкки это была свобода, для кого-то — победа.
Мы смотрели на гибнущие небоскрёбы и видели самих себя. На наших глазах умирала часть мира, которому мы принадлежали, умирала часть нас.
В «Вестминстере» царило оживление. Все обсуждали последние новости.
— Это теракт, я вам точно говорю! — утверждала Олимпия. — Японские камикадзе отомстили за Хиросиму.
— Какие камикадзе, это сионистский заговор! Я слышал, что все евреи заранее вышли из небоскрёбов! — спорил Лаки.
— Ты совсем свихнулся вместе со своими дружками реднеками, братец! — съязвила Марианна.
— Как бы на нас не напали, — опасалась Олимпия.
— Мама, ну кому мы нужны!? — смеялась Мишель.
Бельмондо молчал.
— А ты как думаешь, Георгиас? — обратилась Марианна к мужу.
— Высшие силы покарали Америку.
— Какие высшие силы?
— Инопланетяне.
Марианна презрительно расхохоталась.
— Ты абсолютный псих! Боже, как меня угораздило выйти за тебя!
— Это не ты за меня вышла, а меня на тебе женили!
— Ещё бы! Тебе захотелось сладенькой жизни в Америке, вот ты и прилетел, а меня даже в глаза не видел!..
Резко подорожал бензин. Многие решили, что началась война. Не ясно только с кем. Лаки заседал в клубе реднеков. Они готовились наказать чёрных, евреев и остальных «неблагонадёжных», если откроется, что крушение «Близнецов» их рук дело. Олимпия, не зная чем заняться, носилась как заведённая по мотелю и ресторану. Мы узнали, что авиарейсы переносят.
— У нас билеты, что мы теперь будем делать, — беспокоился Юкка.
— На месте разберёмся.
На следующий день у Киса сгорел трейлер, в котором он жил. Кис забыл выключить электрочайник.
— Что, всё сгорело?! — с хохотом спрашивала Женуария Киса.
— Всё подчистую! — хохотал в ответ Кис.
— Ну ты и ебанат! — Женуария хлопала Киса по плечу. — Тебе хоть жить есть где?
— Неа! — икал от смеха Кис. Впрочем, его радость нельзя было назвать безоблачной — трейлер не был застрахован.
Я заметил, что Бельмондо внимательно слушает. Казалось, что он думает о чём-то очень важном. Он заметил мой взгляд и подмигнул.
— Зато я теперь свободен, как птичка! — раздухарился Кис. — Полечу куда хочу!
— А кто посуду мыть будет, птичка?! — Женуария и Кис затряслись от нового приступа хохота.
Перед закрытием Бельмондо подозвал нас с Юккой.
— Хочу подарить вам кое-что, парни, — он протянул каждому по брелку с Мадонной и младенцем. — Эти штуки принесут вам счастье. Поцелуйте, — мы поцеловали Мадонн.
— Ну, прощайте. Алекс, когда станешь президентом, не отправляй меня в Сибирь! Ха-ха!
— Не отправлю, Бельмондо. Завтра увидимся!
Когда я закрывал за собой дверь, он окликнул меня:
— Извини за пиво, я узнал, кто его воровал.
— И кто же?
— Не важно. Семейные дела.
— Иди спать. Тебе надо выспаться.
— Сегодня не получится. Моя очередь сидеть с Папсом.
Бельмондо остался один в пустом ресторане, освещённый резким светом галогенных ламп.
Перед сном мы пили пиво, сидя на бортике пустого бассейна. Болтали ногами и смотрели на луну.
Ночью мне не спалось. Юкка давно дрых, а в моей голове царил хаос. Инопланетяне кричали голосом Киса: «я свободен», а евреи-камикадзе гонялись за реднеками-геями. Надо было успокоиться. Я попытался подумать о чём-нибудь приятном и вспомнил бабу из номера триста семь. Я принялся ласкать себя. Мне оставалось совсем чуть-чуть, когда Юкка обратился ко мне тревожным голосом:
— Слышь?
— Чего? — шепнул я, притаившись.
— Кажись, бомбардировка началась.
— Почему?
— Чувствуешь, кровать трясётся?
Тут я не выдержал и заржал.
— Ха-ха-ха! Бомбардировка!!!
— А что же это?
— Это?! Это я дрочу!
— А я… а я думаю, всё, хана, ядерная война! Думаю, что первым спасать, бабло или тебя! Ха-ха-ха!!! Бомбардировка!!! Ха-ха-ха!
Мы хохотали, как сумасшедшие. А потом вскочили и, прыгая на кровати, принялись орать:
— Мы нищие, зато русская мафия самая крутая, русские бабы самые красивые, русские танки самые быстрые, у нас в России у каждого ребёнка есть ядерное оружие!!!
Свобода
До вылета оставалось три дня.
— Хорошо, что мы налегке, — под громкую музыку, мы паковали сумки.
Юкка достал что-то мешающее молнии — футболка «Хочешь разбогатеть — спроси меня как!».
— Не застёгивается, придётся здесь оставить, — Юкка бросил футболку в угол, в кучу скомканных бумажек, пустых бутылок и одноцентовых монеток.
Напоследок мы решили сфотографироваться с хозяевами и официантами. Надели белые рубашки и причесались. Я даже виски подстриг маникюрными ножницами. Получилось кривовато. То есть слева ещё ничего, а справа я оттяпал больше волос, чем требовалось, образовав заметную проплешину. Будто подхватил лишай. «Буду поворачиваться к объективу другим боком», — подумал я и взял фотоаппарат.
— Ну что, навёл марафет?
— Ага, можем выдвигаться.
Мы вышли за дверь. Издалека доносился звук сирен и лай. Пахло чем-то вкусным.
— Жаренные каштаны, — Юкка потянул носом воздух. — Обожаю.
Мы свернули за угол.
Стейк-хаус «Вестминстер» полыхал. Также горели дома Лаки и Бельмондо. И ещё левое крыло мотеля. Разноцветными огнями мигали пожарные машины, похожие на огромные ёлочные игрушки.
Мы побежали.
У дома Бельмондо собралась небольшая толпа. Ахилл, синеглазый пёс, скалил клыки и рычал, не подпуская пожарных. Огонь вырывался из окон и лизал раскидистый каштан, росший перед крыльцом. Спелые плоды лопались и запекались прямо на ветках. Среди зевак мы нашли Женуарию. Она захлёбывалась от рыданий.
— Что случилось?
— Георгиас… — только и вымолвила толстуха и снова принялась плакать.