Книга Тщеславие, страница 15. Автор книги Александр Снегирев

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Тщеславие»

Cтраница 15

В переписке Яша советовался, на какой из фоток он выглядит более мужественно и привлекательно. Ко всему прочему, в одном из писем Яша-Илья просил Лидусика переслать кому-нибудь приложенную мантру на деньги и удачу, присланную мамой. А то не сбудется.

Димка стал действовать раньше, чем успел принять решение. Он скопировал компрометирующие Яшу фотографии, а также распечатал их по числу членов жюри. Затем принялся сочинять на компьютере письмо. Не от руки же писать. Почерк опознают. «Довожу до вашего сведения»… — начал он. Не годится. «Считаю нужным оповестить жюри»…», «Не могу молчать»… Не то! Димка погрыз ноготь и напечатал без всяких вступлений: «Марина Кулагина не может принимать участие в конкурсе, т. к. ей тридцать лет. (Димка указал точную дату рождения Лисы.) Полина Гончарова на самом деле не беременна, а прикидывается с целью разжалобить жюри. Илья Кожин (наст, имя Яков Гайст) никогда не служил в Чечне. Его биография сфабрикована. Фотоматериалы прилагаются».

Димку возмущало коварство и лживость конкурентов, его нугро жёг праведный огонь. Димка в этот момент был как борец с безнравственностью, любящий по выходным поползать голым с кляпом во рту на поводке у мальчика-подростка, а в рабочее время произносящий возмущённые речи о низком моральном уровне работяг, пьющих пиво у метро после трудового дня. Димка совсем позабыл о том, что и сам не совсем, прямо говоря, автор своих рассказов. Но разве должен отвлекаться на такие мелочи человек, охваченный желанием добиться правды? Димка чувствовал, что обязан раскрыть людям глаза, а заодно отстоять свои интересы.

Вернувшись с почты, Димка заперся в комнате. Саши и Марата не было. Димка спрятал в рюкзак запечатанные конверты с экземплярами разоблачительного письма и фотографиями Яши. «Ну, ребятки, вы у меня попляшете», — с удовольствием думал он. Он чувствовал прыгучесть и силу, языком нащупывал клыки. Оставалось анонимно подсунуть конверты под дверь каждого из членов жюри.

Вот только на Маратика у него компромата нет. Ну ничего, он и до него доберётся, а пока этих троих выключит. Димка потирал руки, он был взбудоражен, с трудом сдерживал себя от того, чтобы вдруг не подпрыгнуть без всякой причины или не запеть во весь голос. Или ещё что.

Итак, насвистывая и пританцовывая на асфальтовых корнях, Димка незаметно для себя оказался в самом дальнем уголке парка, куда никогда раньше не забирался. Там была старая детская площадка: подгнившая избушка с давным-давно выкрашенными в разные цвета брёвнами, деревянный, треснувший посередине истукан-медведь и торчащая из земли длинная железная труба с ржавым колесом наверху. К колесу был привязан толстый канат, из-за чего вся конструкция напоминала виселицу с картинок из учебника истории. На таких в средневековье умудрялись повесить по многу человек за раз. На канате болтался сказочник.

Не повешенный, конечно. Держась за канат, сказочник разбегался и поджимал ноги. Колесо крутилось, сказочник кружился вокруг столба. Для этого конструкция и была предназначена, а то, что на виселицу похожа, — случайное совпадение.

Сказочник снова и снова продолжал разбегаться, поджимать ноги и крутиться на полуистлевшем канате каким-то диким, мятущимся маятником. Разбегался и крутился, разбегался и крутился.

* * *

Димка смотрел на сказочника минуту-другую, а потом пошёл обратно в свою комнату. В комнате он принялся писать. На этот раз не донос. Димка старательно выводил буквы, но мысль опережала скорость руки, и буквы соскакивали, наезжали друг на друга. Тогда Димка осаживал их, и они снова становились разборчивыми.

Он писал о море и песке. Писал про то, как они с Юлькой валялись на пляже. Про то, как на песчаном дне дрожала сетка солнечных бликов, а стаи рыбок танцевали, причудливо меняя направление, словно девушки из синхронного плавания. Писал о волнах, идущих на берег одна за другой, о том, как представлял, будто волны — это враги, а он — предводитель армии берега. И вот он видит приближающиеся волны и кричит своим воображаемым воинам: «Они хотят смыть нас, поглотить, но им не удастся! Их белые кони стукнутся о нас грудью и рассыплются на тысячи пенных клочков. Они упадут перед нами и будут лизать наши ноги! Они покорили много берегов, но наш им не по зубам!» У Димки с детства страсть произносить речи перед воображаемым войском. А потом Димка бросался в самую большую волну. Рассекал её телом и отдавался ей одновременно. Сильные, плотные потоки вихрились вокруг него, Димка забывал воинственный настрой и представлял, что в море бушует вечеринка и пену от тысяч литров шампанского выносит на берег. А может, просто дочери Посейдона играют в ванне… Когда море было тихим и струилось вдоль берега, казалось, что водная гладь — это широченный подол платья великанши, ушедшей за горизонт. Она сделает ещё шаг, и море-подол уползёт вдаль, следом за ней.

Димка освоил доску с парусом. Поначалу валился в воду, но вскоре научился держать равновесие и даже разворачиваться двумя способами. Ему нравилось перетягивать парус у ветра, иногда почти повисая на гике, нравилось, как доска летит по воде, оставляя бурлящий след.

Раньше Димка боялся воды. Он хорошо плавал, но его не отпускал страх, что из бездны вынырнет чудище и съест его. Или ногу откусит. Димка боялся акул, спрутов и водяных драконов. Причём боялся их не только в океане, но и в подмосковной речке, и в бассейне. Только в ванне не боялся. Приходило, правда, в голову, что из слива может какая-нибудь дрянь выползти и утащить его в канализацию, но это уже глупости, фантазия. Умом Димка понимал, что никаких чудищ не существует, что в речке ничего крупнее пластиковых пивных бутылок не плавает, а уж в бассейне и подавно, и тем не менее. Однажды в детстве в открытом бассейне он вдруг увидел нечто чёрное, ползающее по дну. Он почти сразу понял, что это водолаз, собирающий мусор, по страх повстречать чудище даже в хлорированной воде в центре Москвы засел глубоко. И вот, скользя по воде под парусом, заглядывая в прозрачную бездну, Димка поверил океану, подружился с ним, перестал ждать от него подвоха.

Димка смотрел, как Юлька перебирает песок смуглой рукой. Песок — мелкие осколки ракушек, кораллов, камушков, растений, кирпичей, стёклышек, панцирей лобстеров и крабов. Димке в голову пришла пошлая, высокопарная мысль, которую он постеснялся сказать Юльке. Типа песок — это вечность, и эта самая вечность сыплется теперь сквозь её пальцы. Типа океан пишет и стирает судьбу. Пишет и стирает. И так типа всегда. Он и теперь стеснялся немного этой мысли, но всё-таки решил её написать, рассудив, что он не копилка для мыслей, которые стыдно написать.

Когда по вечерам они возвращались в свою комнату, за окнами было темно. Димка видел горящие огни яхт, зажжённые окна вилл и небоскрёбов. По мосту бежали огоньки автомобилей, в воде дрожали нити отражений от фонарей. Через две секунды на третью мигала игла далёкой башни. Чёрное небо сливалось с чёрным океаном, и было не понятно, что там, вдали, — фонари кораблей, самолётов или звёзды? Если огонёк рос, обрастал крыльями и с гулом шёл на посадку, значит, не звезда и не корабль. На боку, ломтиком папайи, лежал молодой месяц. Поверх всего этого в оконном стекле отражалось кресло с Димкой.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация