— Я поговорю, — сказал Бюскермолен, пряча помповушку под куртку и направляясь к дверям-тамбуру.
Пард видел, как он прошел в соседний вагон, остановился рядом с гномами и пару минут оживленно с ними беседовал. Гномы сначала просто слушали, потом стали кивать и переглядываться, а вскоре и сами заговорили, жестикулируя и перебивая друг друга. Кажется, они что-то растолковывали Бюскермолену.
Теперь кивал гном-охотник, рыжая борода то и дело ныряла к кожаной куртке и полировала бляшки на груди и воротнике.
— Порядок, — объявил Бюскермолен возвращаясь. — Впереди еще три станции, нам лучше выйти через одну.
— Быстро ты с ними общий язык нашел, — сказал Гонза, стараясь, чтобы это прозвучало нейтрально.
Бюскермолен пожал широкими плечами:
— Нашлись общие знакомые…
«Вот тля! — подумал Пард с невольной досадой. — Почему мы, люди, так не держимся друг за друга, как другие расы? Те же гномы или вирги?»
По общим знакомым гномы безошибочно определяли род занятий и репутацию собеседника. Это казалось непостижимым, но своеобразный гномий телеграф никогда не ошибался и не подводил.
Гномы проводили живописную и, наверное, загадочную группу одинаковыми бесстрастными взглядами. «Они едут до конечной», — сказал Бюскермолен.
Миновав такой же пустой вестибюль и знакомым манером пройдя сквозь двери, охотники вышли на другой проспект.
— А я здесь бывал! — сказал вдруг повар Жор, озираясь. — Давно, правда. Лет сорок, не меньше.
— Если свернуть вон туда и пройти — куда придем? — немедленно спросил Бюскермолен.
— Просто во дворы, — не задумываясь ответил Жор. — Там двадцатиэтажки налеплены, как грибы в теплице. Где-то там магазин еще есть, книгами торгует. NICK PERUMOV называется…
— Правильно, — довольно крякнул гном. — Я тоже там бывал, и магазин этот помню. Пошли, что ли?
Чему Бюс обрадовался — то ли тому, что гномы из метро сказали правду, то ли тому, что половинчик действительно бывал здесь ранее, осталось невыясненным. Никто и не стал выяснять.
Они выбрали одну из двадцатиэтажек, ничем не выделяющуюся из окрестных. Поднялись на лифтах, выбрали большую незанятую квартиру и вошли внутрь, благо было незаперто.
— Располагаемся, — скомандовал Вольво. — Пард, Гонза, Бюс, через десять минут — на совет. Вот в эту комнату. — Вольво показал в какую и ушел в эту самую комнату. Следом впорхнула державшаяся молодцом, хоть и несколько перепуганная событиями последних часов, секретарша.
Пард вздохнул.
— Где тут сортир? — мрачно осведомился он.
— Там, — показал Саграда. — В очередь, дружище, в очередь, не ты один вчера пил.
К крану на кухне тоже образовалась очередь; кто-то отмыл от пыли большой хрустальный кувшин, наполнил его и пустил по кругу.
— М-да, — сказал Гонза, ни к кому конкретно не обращаясь. — Веселая выдалась ночка.
— Подожди, — с мрачным оптимизмом ответил ему Зеппелин. — Еще утро предстоит…
Через пятнадцать минут Гонза постучал в дверь, за которой скрылся шеф.
— Входите, — донеслось изнутри.
Бюскермолен, Гонза и Пард вошли. В комнате уже было прибрано, слой пыли куда-то испарился, на столе стоял включенный компьютер («успели-таки захватить!» — отметил Пард с одобрением), Вольво сидел в кресле у стола, а девчонка с ногами забралась на широченную кровать, застеленную чем-то клетчатым и пушистым. Компьютер включили не просто так, работала радиоглушилка.
— Садитесь, — сказал Вольво ровно, но в голосе его явственно угадывалось беспокойство и тревога.
Гонза независимо и лихо оседлал стул, устроив локти на спинке, а голову — на локтях; Бюскермолен, крякнув, опустился прямо на пол, на толстый ворсистый ковер. Пард взял стул у окна, переставил его поближе к Гонзе и тоже сел.
С минуту все молчали.
— Ну, — нарушил тишину Вольво. — Какие будут соображения, судари?
Пард и Гонза переглянулись.
— Какие уж тут соображения, — осторожно начал Гонза. — Прежде всего нужно определиться: поезд убили из-за нас или нет? Мне кажется, однозначно — из-за нас.
— Мне тоже, — коротко вставил Бюскермолен.
Вольво, шевеля бровями, напряженно размышлял.
— Скорее всего действительно из-за нас. Во-первых, стреляли именно по восьмому вагону, а не по другим, а во-вторых — гнаться тоже пытались именно за нами. Так что сомнения излишни: у нас на хвосте гости. Напрашивается вопрос: с какой радости? Из-за нашего предприятия? Или кто-нибудь из команды натворил непотребного? А, Пард? Гонза? За своих-то людей я ручаюсь, а вот за вас, простите — не могу. Я знаю, Пард, ты лихо кладешь орков Жерсона прямо в Центре. Может, ты еще чего столь же героического успел совершить за эти дни?
— Вы же прекрасно осведомлены обо всем, что я совершил за эти дни, — сказал Пард не без глубоко упрятанной издевки. — Сами хвастались.
— А вдруг мы что-нибудь упустили? Увы, никто из нас не всесилен и не всеведущ…
— О! — Гонза оживился. — Приятно это слышать. Всегда больше хочется иметь дело с реалистами, чем с излишне самоуверенными живыми…
— Мы дали повод подозревать себя в самоуверенности? — В голосе Вольво материализовался холодный, как воздух в рефрижераторе, металл.
— Нет, — честно ответил Гонза, — но были очень близки к тому.
— Спасибо за откровенность, — буркнул без всякой враждебности Вольво. — Итак?
— Нет, Вольво. Ни я, ни Гонза за последние две недели не натворили ничего такого, за что можно было бы устроить сегодняшний цирк, — твердо сказал Пард.
Он не знал, что означает слово «цирк». Но слово это часто применяли в схожем контексте, и оно само то и дело срывалось с языка. Вольво проглотил сказанное без каких-либо внешних проявлений.
— Ладно, я вам верю. Тогда ответ ясен: о нашей затее знает еще кто-то.
— Жерсон? — предположил Гонза вкрадчиво. Не то спрашивая, не то констатируя факт.
— Эта первая мысль, которая пришла мне в голову, — признался Вольво. — Ведь по нам стреляли вирги, и это мне вдвойне неприятно. Но вдруг это только ловкий отвлекающий ход? Чтобы мы грешили на Жерсона? Похоже, очень похоже. За нами даже не слишком усердно гнались. Попалили, погрели стволы… Не более того.
— Да их Мина с Беленьким приложили, — задумчиво протянул Бюскермолен. — После хольфингских конфеток не очень-то побегаешь — нечему бегать.
— Все равно. — Вольво прикрыл глаза. — Перебить нас в той бетонной кишке ничего не стоило. Тем не менее нас отпустили.
Пард поразмыслил и стал все больше склоняться к точке зрения Вольво. Действительно, со слов вирга выстраивалась достаточно стройная картина.
