Поднявшись, Самсонов слегка покачнулся, шагнул к портрету Доси с метелочкой и встал рядом, пристально вглядываясь в прекрасное юное лицо.
— Да, — голос его внезапно охрип, — она соткана из света. Как и Халида, — из груди его вырвалось рыдание. Он весь поник, закрыв лицо ладонями, но внезапно резко вскинул голову, и руки его упали, а взгляд загорелся: — Все, нужно с этим покончить, иначе мне не жить! Я должен стереть все воспоминания из своей памяти и стать другим человеком. Другим, слышите? И жизнь моя тоже станет другой.
— Вот и хорошо, — ласково проговорил Алексей. — Нынче я вас уже не отпущу, у меня переночуете, а с завтрашнего дня начнете новую жизнь. Сейчас чай допивайте, давайте, и я вас спать уложу — вам отдохнуть нужно и сил набраться.
Самсонов провел ночь на кровати, где прежде спала Феодосия Федоровна, а утром ушел рано, не попрощавшись. На рассвете Алексей сквозь сон услышал, как тихо стукнула входная дверь, а когда он, отряхнув остатки сна, поднялся и заглянул к гостю, того уже не было. Кровать оказалась аккуратно застланной, на столике возле зеркала лежала нацарапанная неровным почерком записка: «Спасибо за все».
Шли месяцы, минул год, другой — Самсонов не давал о себе знать, и Алексей начал понемногу забывать о своем странном клиенте. Весной восемьдесят девятого, когда младший брат Коля учился на пятом курсе, их отец, Прокоп Тихомиров неожиданно заболел. С головой его творилось что-то странное — он путался в событиях и порою забывал самые обычные вещи. Алексей с матерью отвезли больного в Воронеж к известному невропатологу Беленькому, но тот ничем не смог их утешить, лишь сказал Ирине:
— Могу только сказать, что по всем признакам ваш муж страдает болезнью Альцгеймера — возможно, вы слышали о старческом слабоумии, которое поражает некоторых людей?
— Что вы, доктор, — растерялась она, — моему мужу еще и шестидесяти не исполнилось!
— Да, я понимаю, но в некоторых случаях болезнь начинает развиваться рано. К сожалению, болезнь Альцгеймера неизлечима. Есть, конечно, множество средств, способных замедлить течение процесса, но… — он печально и выразительно развел руками, — у вашего супруга она развивается на редкость быстро, трудно что-либо прогнозировать.
Ирина была сражена. Большая часть ее жизни прошла рядом с мужем, он был ее опорой — и дома, и на работе. Ведь не так просто столько лет заведовать магазином, лавировать между ревизиями, недостачами и жалобами покупателей. Чтобы столько продержаться на этой должности, необходимо иметь рядом близкого человека, которому можно всецело доверять. Кроме того, ее тут же ударила мысль: а комната на Коминтерна — как же с ней быть?
Уже почти тридцать лет Прокоп был прописан в этой коммуналке, и Ирина постоянно связывала с этой комнатой многочисленные надежды на увеличение своей жилплощади. Вначале она очень рассчитывала на работавшего в исполкоме дядю — что он поставит Прокопа на жилищную очередь и поможет получить квартиру. Дядя Прокопа на очередь поставил, но до конца свою миссию выполнить не успел — скоропостижно скончался от инфаркта. Ирина начала уже подумывать о том, чтобы обменять свою «двушку» и комнату на одну трехкомнатную квартиру, но тут Агафья Кислицына, соседка по коммуналке, за доблестный труд получила у себя на заводе орден «Трудового Красного Знамени». У Ирины, конечно, немедленно разыгралось воображение: «Теперь Агафье, как орденоносцу, завод даст отдельную квартиру, а Прокоп, как очередник, займет ее комнату». Ждала она очень долго, но зря — завод решил, что орденоносец Агафья Кислицына прекрасно доживет свой век с соседями в коммуналке.
Когда Коля был на четвертом курсе, супруги Тихомировы вновь начали подумывать об обмене, но теперь их планы несколько изменились — ведь годы летят, и младший сын в любой момент может жениться. И где тогда жить молодым — с родителями? Если же доплатить (а такая возможность у них к тому времени появилась), то их квартиру и комнату на Коминтерна можно свободно обменять не на одну «трешку», а на две «двушки».
Варианты обмена были разные, супруги не спешили — выбирали. Наконец приятельница Ирины, работавшая в бюро по обмену жилплощади, подыскала очень неплохой, но крайне запутанный вариант — меняться должны были четверо квартиросъемщиков сразу. В результате в квартиру Тихомировых въезжала молодая бездетная семья, Ирина с Прокопом получили бы опять же двухкомнатную квартиру, хотя и меньшей площади, Коля — маленькую и уютную «полуторку», а в комнату на Коминтерна должны были отправить нынешнего хозяина «полуторки» — инвалида-алкоголика, за две тысячи рублей согласившегося обменять изолированную жилплощадь на коммуналку.
Как раз в это время у Прокопа и начались нелады со здоровьем. После разговора с доктором Беленьким Ирина начала нервничать — а вдруг мужа признают недееспособным? Болезнь развивается стремительно, вполне может случиться, что при подписании документов в бюро обмена заметят его неадекватное поведение и потребуют провести медицинскую экспертизу, а там оформление опеки и прочая тягомотина. Короче, действовать нужно было очень быстро, пока странности Прокопа Тихомирова не стали заметны окружающим.
Время шло, а исполком все тянул и тянул — разбирался, не давая разрешения. В конце концов, подруга Ирины выяснила причину.
— Все это ваша соседка Кислицина мутит воду — ходила на прием к самому Гориславскому, накатала заявление, что вы обманом принуждаете инвалида меняться. Из-за этого он и распорядился приостановить обмен — велел разобраться. Ты, Ира, глупость сделала, я тебе честно скажу — для чего вы Агафье про обмен растрепались? Такие дела надо тихо делать.
Гориславский стал председателем исполкома в самый разгар перестройки и стремился создать себе имидж демократа, всерьез озабоченного нуждами населения. Он любил брать под свой контроль дела, в которых можно было представить себя защитником больных и социально-незащищенных групп населения, а потом городская пресса активно освещала это в местной печати. Поэтому слова подруги заставили Ирину жалобно ахнуть — защита обманутого инвалида столь лакомый кусок, что Гориславский вряд ли выпустит его из рук.
— Что же делать? — жалобно спросила она. — Теперь обмен уже точно не разрешат. Но откуда я могла знать, что эта сволочь Агафья такую пакость сотворит? Какое ей вообще дело? Мы что, ее комнату трогаем?
Подруга пожала плечами.
— Ты как младенец прямо! Сейчас в вашей комнате никто не живет, она в квартире одна, как царь и бог и что, ей сосед-алкоголик очень нужен?
— Ладно, что же теперь делать?
— Придется все переиграть. На первом этапе проведем родственный обмен — Колю пропишем в коммуналку, Прокопа к тебе. После этого я сделаю тройной обмен — инвалид фиктивно поедет в Вологду, у него там дочь живет, и против «воссоединения с семьей» никто возражать не станет. Коля въедет в «полуторку» инвалида, а мой человек из Вологды пропишется в вашу комнату. Потом, конечно, я его с инвалидом обратно поменяю, но это уже мои проблемы. Только все это, естественно, будет стоить намного дороже. Если ты согласна…
— Согласна, куда же мне деваться?
