Иногда Лора, свернувшаяся калачиком в кресле, поднимала глаза и улыбалась ему. «Разве это не жизнь, Джимбо?» — говорила она. Она любила прогуляться с ним по полям, среди когда-то принадлежавших им пастбищ, изгородей и рвов. «Разве мы думали, что все так хорошо обернется, а, Джимбо?» — часто повторяла она и ерошила младшему брату волосы. Для нее он никогда не станет почтенным отцом Хёрли.
А потом Лора и Алан сообщили, что сооружают на другой стороне дома новую, длинную и низкую, комнату — это будет детская. Правда, детской они ее называть не будут — малышовое словечко. Комнату станут называть по имени ребенка: комната его или ее — смотря кто это будет. Ребенка назвали Грегори, во время крещения отец Хёрли держал младенца на руках. Это был красивый малыш с длинными и темными, как у отца, ресницами. Грегори Блэк.
Больше детей у них не было; по словам Лоры, они хотели бы подарить ребенку братика или сестренку, но — увы. Однако они позаботились о том, чтобы мальчику было с кем играть, чтобы его окружали другие дети. Он рос ребенком, о котором любой нежный дядюшка может только мечтать.
Увидев приближающуюся машину, Грегори вскакивал со своего места у окна собственной комнаты. «Это дядя Джим!» — кричал он, старые шотландские овчарки принимались прыгать с радостным лаем, а Лора бегом летела из кухни.
Алан, возвращаясь с работы, встречал его широкой улыбкой: в доме сестры ему явно были рады. Они любили, когда он приезжал на пару дней посреди недели, и радовались взаимной привязанности, которая возникла между дядей и племянником.
Естественно, лет с десяти Грегори уже хотел быть священником. Это куда лучше, чем работать в конторе отца, говорил он вполне серьезно. Священникам можно ничего не делать, а люди платят тебе деньги за то, что ты служишь мессы, которые и так бы служил, а еще поднимаешься на кафедру и указываешь людям, как себя вести, — не то они попадут в ад. Слушатели, хотя и несколько шокированные, были в восторге, и Грегори с энтузиазмом продолжал. Это самая лучшая работа на свете. Еще можно не отпускать на исповеди грехи тому, кто тебе не нравится, и тогда он попадет в ад — вот будет здорово!
Блэки в свою очередь приезжали к нему в Дублин, и Джеймс Хёрли никогда не уставал говорить о хорошем, смышленом мальчике — своем племяннике. Грегори хотелось знать все, познакомиться со всеми. Он очаровывал старых желчных кюре и несносных прихожанок, которые во всем норовили увидеть для себя личное оскорбление.
— А из тебя, я думаю, и вправду может выйти хороший священник, — сказал однажды, со смехом дядя. Грегори тогда было пятнадцать. — Тут очень много работы с людьми, важно умение налаживать с ними хорошие отношения, а у тебя с этим полный порядок.
— Я просто поступаю так, как подсказывает здравый смысл, — отвечал Грегори.
Отец Хёрли кинул на него пытливый взгляд. Конечно, здравый смысл подсказывает, что лучше держать себя с людьми любезно и благожелательно, а не заносчиво и высокомерно. И конечно, мудро поступает тот, кто старается не навлекать на себя гнев властей предержащих. Но подобные мысли у пятнадцатилетнего мальчишки!.. Как быстро они растут нынче.
Поступив в Университетский колледж Дублина, Грегори решил изучать право. Опять же, по его словам, так подсказывал здравый смысл. Все равно на кого-то надо выучиваться, право ничем не хуже всего остального, а отцу, деду и дяде будет приятно думать, что еще один Блэк избрал себе почтенную юридическую карьеру.
— Значит, займешься адвокатской практикой? — удивился отец Хёрли. Грегори казался ему слишком незаурядным, слишком живым и деятельным по натуре, чтобы осесть в маленьком городке, где так мало примечательного будет для его острого, беспокойного взгляда, который не любит ни на чем задерживаться подолгу и жадно ищет новых впечатлений.
— По правде говоря, дядя Джим, я и сам еще не знаю. Родителям это точно было бы по душе, так что нет смысла их разубеждать. Пусть думают, что так оно и будет.
И опять в его словах сквозил какой-то холодок. Парень не сказал, что лжет родным, он сказал только, что, раз в этом мире нет ничего определенного, не стоит загадывать наперед. Не раз отец Хёрли повторял это себе, когда читал вечернюю молитву или когда его одолевала тревога при воспоминании о словах Грегори. Я превращаюсь в занудливого осла, думал он, треплю себе нервы по пустякам. Это нелепость — пытаться выискать какой-то устрашающий смысл в практических планах современного молодого человека.
Грегори успешно окончил университет и был запечатлен на фотоснимках — один и с родными: отцом, матерью и дядей.
Алан Блэк уже совсем поседел, но все еще был красив. Ему исполнилось шестьдесят три — разница в сорок два года разделяла его с сыном. Адвокат Блэк всегда говорил, что неважно, на сколько ты старше сына — на восемнадцать лет или на сорок восемь, все равно вы принадлежите к разным поколениям. Но для него лично все вышло как нельзя лучше, о таком можно только мечтать: мальчик никогда не требовал мотоцикла, не имел дела с наркотиками, не водил домой всякий сброд. Идеальный сын.
Лора, его мать, на торжественной выдаче дипломов выглядела прекрасно. Она не суетилась и не щебетала о том, что произвела на свет сына, который сможет подписываться «бакалавр гражданского права» и вскоре будет принят в Юридическую корпорацию. Лора была в элегантном темно-синем костюме, на шее — яркий розовый шарфик. На стрижку она потратила, по ее мнению, прорву денег, и ее седые волосы смотрелись изящно и ухоженно. Никто не дал бы ей пятьдесят шесть лет, и она была воплощение счастья. Вдруг она сжала локоть брата.
— У меня такое чувство, что мне слишком повезло в жизни, Джимбо, — сказала она с серьезным видом. — Почему Бог дал мне такое счастье, если Он не дал его всем другим?
— Отец Хёрли, который тоже не выглядел на пятьдесят один год, старался убедить ее в том, что любовь Божия равно изливается на всех, вопрос в том, кто как ее принимает. Лора со своей всегдашней ангельской добротой ко всем по справедливости заслуживает счастья в этой жизни, так же как и в будущей.
Он сам верил в то, что говорил, верил в каждое свое слово. Его взгляд упал на женщину с усталым лицом и сына в инвалидной коляске. Они пришли на выпускной акт ради дочери.
Быть может, она тоже человек ангельской доброты, подумал отец Хёрли. Слишком трудно было понять, почему Бог не дал ей лучшей доли. Но сейчас не стоит об этом думать.
Они пообедали в одной из лучших гостиниц. Кое-кто из сидевших за столиками знал отца Хёрли, и он с гордостью представлял им своих родных — элегантных сестру и зятя, многообещающего красивого молодого человека.
Некие миссис О'Хаган и миссис Бэрри, решившие немножко себя побаловать, были, похоже, очень рады познакомиться с тем самым племянником, о котором они столько слышали. Отец Хёрли предпочел бы, чтобы две леди поменьше распространялись о том, как часто и с каким восторгом он упоминал о молодом человеке: получалось так, будто у него нет других тем для разговора.
А Грегори ничуть не смутился. Когда они уселись за столик, он с заговорщицким видом ухмыльнулся дяде.
