Анна пожала плечами, показывая, что согласна с каждым словом, но факты говорят об обратном. Риммианские шедевры не поддавались копированию до тех пор, пока в огромной, но не бескрайней вселенной не встретились два уникума — скульптор Мэё Гокхэ со своей странной болезнью и Ферро Шатов с его беспардонной журналистской смекалкой.
Я похлопал по поддельной картине ладонью, от чего она стала вдруг сжиматься, стремительно и некрасиво, как сворачивается при кипячении скисшее молоко, пока наконец не обрела форму маленького черного кубика. Потом кубик, стремительно скользя по поверхности стола, бесшумно вплыл в подставленный футляр и, вытянув длинную черную ложноножку, притянул к себе крышку. После чего футляр с бумажным шорохом закрылся.
— Если бы вы находились во время перевозки в бронированном кузове рядом с гобеленами, вы наверняка наблюдали бы именно такой процесс, — произнес я, пристально глядя на Муравьеву. — Скажите, почему же вас там не было?
— Я… — потерянно проговорила Муравьева, до чьего источенного гармонией и эстетикой мозга тяжело доходил дикий смысл происходящего, — я ехала в автомобиле рядом с шофером. Но… что это такое?
— Почему вы нарушили инструкцию? — грозно отозвался перехвативший кормило допроса Санек.
Ирина Алексеевна смутилась настолько, что не смогла подобрать слов. За нее вступился Насяев. Профессор был все-таки очень слаб в отношении женского пола и не смог устоять перед желанием помочь женщине, даже в том случае, если тем самым копал себе глубокую и очень вместительную яму.
— Это я попросил Ирину Алексеевну подбросить меня, поскольку нам было по пути, и во время дороги продолжить разговор о новинках моей коллекции, которую я предполагал в скором времени предоставить музею для экспонирования.
Ирина Алексеевна посмотрела на профессора полным благодарности взглядом, в ответ цепкие глазки Насяева увлажнились и сделались елейными. Старичок был чрезвычайно чувствителен к знакам внимания.
— Благодарю вас, Павел Александрович. — Я отвесил профессору легкий, но церемонный поклон.
— Так вот, Ирина Алексеевна, ваше отсутствие в той части машины, где находились гобелены, было необходимо для того, чтобы заменить гобелены копиями. Точно такие же черные щупальца поместили оригинальные гобелены Суо в футляр к шедеврам Гарра, которые Павел Александрович, естественно по дружбе, попросил положить в бронированный кузов. Так?
Благодарность исчезла из глаз Муравьевой. Она начала понимать, по чьей вине сейчас летит в трубу ее карьера искусствоведа.
— Естественно, — продолжил я, — при передаче гобеленов хозяину ни у кого не возникло даже мысли о том, что шедевры могут быть поддельными. Перед погрузкой работы прошли все возможные проверки. А Ирина Алексеевна знает их рисунок наизусть и лично убедилась, что это те самые гобелены.
— То есть, — возмутилась Муравьева, — вы хотите сказать, что гобелены в машине вернулись со мной в музей… В этом футляре.
— Да, — кивнула Анна. Я видел по глазам, как ей жаль Муравьеву. Любой другой на месте Ирины Алексеевны совершил бы ту же ошибку — не заметил подмены гобеленов.
— Они были под подкладкой футляра для работ Гарра все это время, — подхватил я. — Вы не могли предположить, что в пустом фургоне может происходить такое. Но у человека, которого вы считали другом, оказались весьма искусные и совершенно неизвестные на нашей планете сообщники. Все это время шедевры Суо находились в помещении хранилища, в качестве части коллекции профессора Насяева, ожидая экспертизы. Их и ваших инопланетных сообщников вы и пытались спрятать от нас, профессор, когда пришли похищать уцелевшие в огне гобелены? Это было неосторожно. Очень неосторожно и наивно, почти так же, как разведать обстановку на квартире Отто Штоффе и попытаться снять поддельные гобелены лично. Однако вы явно не предполагали застать там такое скопление народа. Тогда-то вы и состряпали, что называется, «белыми вилами на воде» вашу историю про статью для «Физического вестника» и подающего надежды аспиранта. Вы решили, что ваши инопланетные друзья сгорели. Вы запаниковали, не так ли? Они были нужны вам?
Санек кашлянул в кулак, и я понял, что свернул на скользкую почву. Ни звука о шпионаже — таким было условие моего присутствия в допросной. Профессор внимательно следил за нашим обменом взглядами и сделал свои выводы. Он приосанился и стал чуть увереннее, хотя все еще избегал смотреть в сторону четы Муравьевых.
— Но тут вы узнали, что уцелевшие гобелены будут выставлены, — продолжил я, — а потом отправятся на экспертизу. Тогда вы и решились на рискованный шаг. И погорели, уважаемый, как и ваши подделки.
— Как я понял, мои… сообщники погибли при взрыве? Как тогда вы собираетесь доказать эти совершенно невероятные предположения, господин Шатов? — уверенно заявил Насяев. Его бедняга адвокат выглядел так, словно готовился в любое мгновение броситься прочь, проклиная тот день, когда поступил на юридический, но профессору было плевать на затравленный вид молодого человека. — Вы не можете доказать, что я связан с этими инопланетными… существами.
— Можем, профессор. — Спокойствие давалось мне с трудом, но я старался говорить ровно и уверенно. — Но сначала, если мне позволят господа следователи, я расскажу вам сказку.
Анна приподняла бровь и не возразила, но посмотрела на меня опасливо. Санек кивнул и не задал ни единого вопроса. Видимо, даже не допускал мысли, что такие, как я, могут попытаться шутить с такими, как он.
— Известно ли вам название Саломара? — начал я с видом старушки из детской телепередачи. Муравьева несколько раз согласно дернула головой, Валерий Петрович болезненно поморщился и отвернулся, Насяев хмыкнул, откинувшись на стуле. Остальные коротко кивнули.
— Так вот, открою вам секрет, который очень скоро перестанет быть секретом, — продолжил я. — Скоро с Саломары к нам прилетает делегация. Небольшая и не страшная. Они клятвенно обещали никого не съесть. И те, кто уже давно пытался наладить с саломарцами дружеские отношения, решили сохранить этот визит в секрете, потому что быстро подготовить россиян к появлению осьминогов с паучьими головами, — я заметил, как передернулись плечи кое-кого из присутствующих, — не получится. Поэтому они прилетят, пожмут руку президенту, и мы сразу поймем, что они нас не съедят. А уже потом можно будет разворачивать кампанию «Мир. Дружба. Ископаемые». Событие это должно было произойти очень скоро. Но это оказался бы не первый шаг саломарского осьминога по Земле. Саломарец прибыл на нашу планету еще несколько дней назад. Как вы уже наверняка читали в газетах, консул Раранна прилетел, зашел в гости к профессору Насяеву, прямо с порога рассказал ему свой план убийства президента, после чего услышавший этот разговор Валерий Петрович Муравьев убил инопланетного дипломата.
— Перестаньте паясничать! — воскликнул Муравьев. — Я убил, я признался в этом. И, поверьте, ни слова не говорил журналистам. Если бы я мог, я вернул бы все и отдал что угодно за то, чтобы саломарский посол остался жив и заплатил за свои злодеяния по закону нашей страны и планеты. Самое дорогое, что у меня есть, — это моя семья. Я готов ответить за свой поступок, но не жалею, что отвел беду от планеты и моих девочек.
