— Предположительно, негодяй был в куртке дядюшки. Иного объяснения я, по крайне мере, не вижу.
— По-вашему, вор сейчас находится на борту корабля? — задумчиво пожевав нижнюю губу, спросил рыжий.
— По крайне мере, вероятность этого крайне высока.
— Ага… — рассеянно отозвался бородач.
Рыбаки снова начали переглядываться, пока рыжий наконец не сдался:
— Ладно, уговорили, сэр. Постоим за дядюшку, сплаваем да изловим гада…
Поднявшись с ящика, бородач побрел к небольшой парусной лодке, привязанной к опоре мостика, донельзя хлипкого на вид. Оглянувшись через плечо, он добавил:
— Благо, ветер нынче попутный.
Вслед за хозяином лодки мы поднялись на борт. Пара оставшихся рыбаков провожала наше отплытие хмурыми взглядами.
— Твои друзья всегда такие неразговорчивые? — спросил я, когда молчуны скрылись из виду.
— Они немые, — без тени улыбки ответил рыжий.
Я счел за лучшее прикусить язык. Теперь понятно, почему с нами говорил один лишь бородач.
М-да…
Ставить под сомнение предназначение, данное Шаром, конечно, опрометчиво и глупо, но я, признаться, всегда недоумевал, почему иные калеки должны трудиться наравне со всеми? Вероятно, секрет заключался в истовом желании инвалидов быть не хуже других; порой оно позволяло им покорять вершины, о которых обычные жители Черники даже не помышляли. А вездесущий Шар, судя по всему, улавливал подобные настроения, и потому Фег-Фег стал флористом, а немые мужики из поселка — рыбаками. Возможно, они смыслили в рыбной ловле даже больше, чем наш провожатый. В конце концов, рыбак оценивается не по красноречию, а по улову, который от умения говорить не зависит вовсе.
Дорога к плавучему склепу заняла около часа. Под неожиданно жарким октябрьским солнцем это больше напоминало пытку, чем беспечный вояж; когда на горизонте показались очертания заброшенной шхуны, рубашка моя насквозь промокла от пота. Вытирая лоб скомканным носовым платком, я сказал:
— А вот и «Дядюшка Скрэби».
— Потрепало же его за полгода!.. — вздохнув, отметил рыжий.
С ним трудно было не согласиться. Корабль покойного гнома напомнил мне покосившуюся лачугу из рыбацкого квартала, коих там имелось в избытке. Складывалось впечатление, что Скрэби попросту спустил свой унылый домишко на воду, не слишком озаботившись ремонтом. Те же дыры, те же трещины, та же истерзанная ливнями и ветром крыша. Удивительно, что шхуна до сих пор не пошла ко дну Впрочем, полгода не такой уж большой срок. Уверен, погружение состоится уже грядущей зимой.
Но пока оно не произошло, меня куда больше интересовал другой вопрос: найдем ли мы на судне нашего убийцу, или же он уже покинул шхуну и перебрался в иное место?
Достав из кармана револьвер, я уставился на затрапезное суденышко, готовый открыть огонь при первой необходимости. Сержанты тоже потянулись к кобурам. Рыжий потомок лепреконов при виде оружия занервничал, однако от неуместных вопросов благоразумно воздержался. Царящая вокруг тишина лишь усиливала напряжение момента.
Когда до «Дядюшки Скрэби» оставалось меньше сотни футов, рыжий начал сворачивать парус.
— Что вы делаете? — спросил я, глядя рыбаку в затылок.
— Дальше опасно, сэр, — голос рыжего едва заметно подрагивал: он явно был до жути взволнован происходящим.
— Вовремя спохватились! А нам как добираться?
— Не знаю. Но я дальше боюсь.
Я закусил нижнюю губу. И что теперь делать? Вплавь? Боюсь, верный револьвер моей находчивости не оценит, а без него связываться с убийцей, задушившим целого гоблина, мне хотелось не слишком. Пусть нас трое, но огнестрельное оружие — слишком весомый аргумент, чтобы вот так запросто от него отказываться.
— В таком случае мы пойдем на веслах, — решил я и, повернувшись к сержантам, воскликнул:
— Роксбери! Пеленгатон! Гребите к шхуне!
— Какого… Сэр! — возмутился рыжий, глядя, как мои спутники неуверенно берутся за весла. — Это ведь моя лодка!
— И что же? — злобно сверкнув глазами в его сторону, спросил я. — Ваша лодка нужна мне для поимки опасного преступника! Или вы станете чинить препятствия служителям правопорядка?
Сержанты налегли на весла. Рыжий, поняв, что сопротивление бесполезно, совсем поник; плечи его опустились, а спина сгорбилась. Однако стоило ему покоситься в сторону шхуны, как изо рта бородача вырвался удивленный возглас. Проследив взгляд провожатого, я повернул голову и увидел его.
Он стоял посреди палубы и пристально смотрел в нашу сторону. Лица незнакомца было не разглядеть: из-за надвинутого капюшона куртки и высокого ворота свитера я мог видеть только глаза, но и этого мне хватило с лихвой. Когда наши взгляды встретились, по коже моей пробежал холодок. Нет, его взор не выражал ни ненависти, ни страха. Напротив, он был абсолютно равнодушным — и это безразличие пугало сильней, чем самые яркие эмоции.
Наша молчаливая дуэль продолжалась не дольше трех секунд, после чего незнакомец резко развернулся и бросился к дальнему борту. Когда я опомнился и вскинул револьвер, мерзавец уже взлетел на перила. Полы куртки, украденной у бедолаги Скрэби, развевались на ветру, точно крылья черного ворона, старого и мрачного. Мгновение будто застыло, позволив мне вдоволь налюбоваться его широкой спиной.
Подошвы ботинок оторвались от перил, и незнакомец полетел вперед, намереваясь «щучкой» уйти под воду.
И в этот момент я выстрелил.
Не знаю, попал или нет: ублюдок скрылся из виду, а секундой позже я услышал громкий всплеск. Роксбери и Пеленгатон с удвоенной энергией налегли на весла, а рыжий, усевшись на корточки и зажав уши руками, тихо забормотал под нос молитвы.
— Живей, парни, живей! — рявкнул я в сердцах. — Уйдет ведь!
Револьвер я по-прежнему держал наготове — на тот случай, если убийца вновь покажется на горизонте. Сердце мое бешено колотилось; я никак не мог забыть его жуткий взгляд.
Кровавых пятен на палубе не нашлось. Пока сержанты осматривались, я стоял у бортика и терпеливо ждал, когда же незнакомец покажется из воды, чтобы пополнить запасы воздуха, но он так и не вынырнул. Мелькнула мысль, что наш мерзавец, возможно, нимф, однако я тут же отказался от этой версии, вспомнив, что вопреки расхожему заблуждению морской народец нуждается в кислороде ничуть не меньше, чем люди, гоблины или тролли.
— Что-нибудь нашли? — спросил я, краем глаза увидев выходящего из каюты Роксбери.
— Там, на кровати, останки тела, — продышавшись, сообщил сержант. — Судя по вони и степени разложения, далеко не первой свежести. Вероятно, это хозяин судна. По крайне мере, останки точно гномьи.
— Вероятно, это действительно он, — кивнул я. — Что-то еще?
— Да ничего. Тумбочка есть — там пусто. Под кроватью — тоже. Ничего необычного, сэр.
