– Оборотень, – повторил раз уже сказанное Яргохор, но на сей раз Водитель Мёртвых не прервал свою речь. – Оборотень из Долины Магов. Следит за нами. Следует неотступно.
– Сильвия… вот так встреча, однако… Но… откуда? И зачем? – вырвалось у Райны. Ответа она не ожидала, однако Яргохор счёл нужным ответить:
– Надеется, что мы приведём её к месту силы.
– Почему ты так думаешь?
– Она голодна, валькирия Рандгрид. Голодна, как и те, кого мы убили по пути. Ищет способ заполнить пустоту в себе.
– Она что же, теперь маг Долины? – метнув взгляд на Райну, спросил Хрофт.
Островерхий шлем качнулся туда-обратно.
– Нет, Древний Бог О́дин. Она оборотень. Но в ней похоронена тень и память о великой силе. Великой и очень злой. Сродни моей.
– Она может нам помешать? – деловито осведомилась Райна. Да, девчонка попортила им крови, очень даже попортила. А теперь вот неведомым образом оказалась здесь, наведённая кем-то на след. Валькирия невольно принялась перебирать в уме знакомых чародеев Долины, что способны были бы на подобное геройство.
– Мне неведомы пределы ни её сил, ни твоих, валькирия Рандгрид. Я лишь ощутил тень, старую тень великого меча.
– Великого меча? Что ж это за меч? Кем выкован, гномами? В какие дни?
Она догадывалась, конечно же, что это за меч. Но интересно, что скажет Водитель Мёртвых?
– Его сотворили люди, Древний Бог О́дин, и сотворили относительно недавно. У него много обличий, и сама суть этого меча, изменяясь, живёт уже очень давно. Меч – относительно молод, суть – стара, как само Упорядоченное. Никто не скажет, сколько раз его перековывали, возрождая из додревних заржавелых обломков…
Старый Хрофт, как заметила Райна, невольно покосился на свой собственный меч.
– И больше я сказать ничего не могу, – закончил Яргохор.
О́дин молча кивнул, уважая его право на молчание.
– Что ж, тени или там не тени, выбора у нас уже нет.
– Неприкаянные души ждут, – вдруг сказал Водитель Мёртвых. – Ждут нашего возвращения. Ты начала великое дело, валькирия, великое и страшное. Я помогу тебе, сколько смогу… но закончить тебе предстоит всё равно в одиночку.
– О чём ты? Что это значит? – выпалила Райна, но Яргохор лишь покачал головой, как показалось валькирии – с сожалением.
– Когда меня… сломали, я забыл почти всё. Вернее, это у меня отобрали. Остались лишь тени… туман… зыбкий и неверный. Мне трудно говорить так долго, прости, валькирия. – Великан уронил голову на руки и замолчал окончательно.
В эту ночь Райне снились дикие, безумные сны. Они втроём бежали по огненным мостам, что ломались, валясь в пропасть прямо у них под ногами, а с небес рушились горящие зелёные кристаллы, острые, словно наконечники копий. Волк Фенрир, вдруг превратившийся вновь в волчонка, взвизгивая, спасался от облака изумрудных осколков, вдруг оживших на манер пчелиного роя. Тринадцать призрачных волков с презрением глядели на его попытки удрать, даже не шевельнувшись, чтобы помочь собрату.
Зелёные кристаллы, касаясь земли, частично взрывались целыми тучами острых каменных игл, а частично оставались целыми, и из каждого на Райну пялилась уродливая остроносая рожа, глумливо кривилась, насмехалась, рты изрыгали беззвучные проклятия.
Она просыпалась в поту, садилась, усилием воли разжимая судорожно стиснувшие эфес пальцы. Всё тихо, всё мирно. Дремлет тигр Барра, склонил спокойно голову Слейпнир, стоят себе вьючные мулы. Холодный взгляд в спину остаётся, правда; но к нему валькирия уже почти привыкла.
Как и к мысли, что поход их давно уже не тайна, причём очень для многих. Сильвия Нагваль в образе полярной совы, с памятью о чёрном фламберге – лучшее тому свидетельство.
След закручивался, делал скидки, метался из стороны в сторону. Всё чаще и чаще прорубаться приходилось с боем. Исчезли последние подобия тропы, непроходимые заросли сменялись отсутствием всего, пропастями или, напротив, взметнувшимися вверх незримыми барьерами. Горы и провалы, а иногда – невесть откуда взявшиеся дикие миры, которые не получалось обойти, – след упрямо не желал, чтобы Райна сходила с него или даже от него отдалялась.
Через миры приходилось ломиться напролом. Не во всех можно было дышать, вместо воздуха – облака ядовитого дыма. Водителю Мёртвых любой яд оказывался нипочём, Хрофту же и Райне приходилось полагаться только на магию, чтобы защитить и себя, и животных. Чары действовали, однако Старый Хрофт только и занимался, что лихорадочно чертил руну за руной, не позволявшим удушью взять верх.
Многое можно было б рассказать про эти странствия, однако для Райны всё слилось в один бесконечный и безумный день. Ночь оборачивалась слепыми провалами в ничто, беспамятными, исчезавшими без следа. Райна закрывала глаза – и миг спустя открывала их снова, сознавая, что тьма прошла, и в этой части Межреальности наступил очередной день, хотя никакого «солнца», конечно же, не имелось.
Счёт времени они потеряли сразу, даже Яргохор, только пожимавший плечами, если его спрашивали. О́дин недовольно тёр виски, что-то шептал, начертил пару рун – тоже безуспешно.
След углублялся в неведомые Райне области Упорядоченного, где почти не было обитаемых миров, сама ткань сущего истончилась, а Хаос ощущался неприятно близко. Валькирия не могла понять, как они смогли так быстро очутиться в такой близи от роковых пределов – ведь Хьёрвард лежал в глубине Упорядоченного, откуда до его границ немереные поприща.
Но Хаос был здесь, дышал в затылок. Валькирия знала, что омывающие сущее океаны сдерживают надёжные барьеры, через которые не пробиться никаким эманациям, однако сейчас она засомневалась.
Тысячи тысяч голосов разом возникали в её сознании. Мужские, женские, детские, человеческие и нечеловеческие. Неразличимые слова, к которым невольно начинаешь прислушиваться, пытаешься разобрать, – и чувствуешь, что начинаешь сходить с ума.
– Ты уверена, что помнишь дорогу?
– Да, отец. – Они сидели у костра. Пламя отчего-то сделалось зелёным и отказывалось принимать привычный облик. – След чёток, я не теряла его ни на миг.
– Хаос совсем рядом. – Глаза Старого Хрофта ввалились, как и щёки. – Я никогда не подбирался к нему так близко, дочка. Не знаю, может такое случиться, что ты…
– Я не собьюсь, – со злостью отрезала валькирия. – Но у нас на пути какой-то очередной мирок и, я боюсь, донельзя зловредный.
– Почему? Опять отравный воздух?
– Нет. Мир замкнут. Магия втекает в него, однако наружу ничего не выходит. Так не бывает, отец, ты знаешь. Ты сам мне говорил…
– Да, есть миры или совсем без магии, или те, через которые сила струится свободно. А этот?
– След проходит прямо через него. И я чувствую… я чую – он словно бездонная бочка. Жрёт и жрёт, пусть немного для всего Упорядоченного, даже ничтожно мало, но жрёт.
