Вечером, когда мы сидели на этой скамейке, Евтихиев сказал, что мать его была дочерью священника. У того в станице Раздольной рядом с церковью был хороший дом. Старый шлях между Доном и Волгой, недалеко маленькая речушка Листвянка, а так – степь да ковыль насколько хватает глаз. И вот ему лет семь, не больше, но он по полдня крутится рядом с дедом в церкви, и памятью бог не обделил, оттого знает наизусть все службы. Когда на клиросе вместе с двумя певчими старательно выводит псалмы, по мнению казаков, выходит умилительно. Но сейчас он не в церкви, а дома. Дело идет к ночи, уже давно стемнело. Он в постели, мать, за неделю до того схоронившая его младшего брата, сидит рядом и рассказывает, что с весны каждую ночь слышит, как прибывает нильская вода, под ветром шуршит камыш. Вода наползает, будто туман, тихо и медленно затапливает сначала низкие места, потом и остальную равнину. Лишь там, где повыше, остаются островки, на них и можно укрыться. А так вся страна уходит под воду, которая для здешних мест есть благословение свыше. Она напоит землю, принеся много ила, удобрит ее, и дальше до осени та будет родить и родить. На полях созреет ячмень и полба, из них напекут вкусные лепешки, на лугах – сочная трава для скота.
Мать объясняет, что все мы жертвы этого спора между Богом и фараоном. Первой был сам Моисей, который так и не вступил в Землю Обетованную. Он заикался, рассказывает мать, вообще не мог связать двух слов, оттого и уклонялся, будто Иона, много раз пытался убежать от Господа. Если бы Всевышний не послал ему в помощь Аарона, человека говорливого, но слабого и недалекого, всё сошло бы на нет. А с Аароном и для египтян, и для сынов Израилевых, и для других, кого подхватил поток, дело кончилось большой кровью. Сколько погибло евреев, потом египтян – сосчитать невозможно. И потом, сколько евреев умерло, пока сыны Иакова кочевали по Синаю и дальше, уже воюя за Землю Обетованную. А еще сколько, если брать до сего дня. А ведь в Египте, сокрушается мать, коли каждый не стоял бы на своем, не говорил: если ты так, то и я так, – можно было договориться, решить дело полюбовно. Например, согласиться, что камыш, как и раньше, нарезают рабы, а саманный кирпич, тоже как и раньше, делают евреи. Тогда бы по-прежнему вечерами у каждого шатра в горшках варилось жирное мясо, а по утрам, как ведется испокон века, каждый работник получал лепешку с брынзой и пряными травами, благо скотина исправно приносила приплод и молока было вволю.
Всех можно было простить, говорит мать, на всех обидах поставить крест и жить как жили, никому ничего не припоминая. Я говорю: «И про младенцев забыть?» Она: «Почему бы и нет? Жизнь ведь не подарок, а наказание, она ад, погибель, другое дело смерть – в ней покой, тишина». Дом для престарелых на самой окраине города, прямо за дворовым штакетником начинается степь. «Теперь, – говорит Евтихиев, – по ночам и я слушаю нильскую воду».
Июнь 2008 – декабрь 2012 года
