Коля – дяде Артемию
Для кормчего весь мир – Содом, спастись в котором дано одному Лоту с семейством. И то, если он бежит, не медля и не оглядываясь. Кто не послушался Господа, решил остаться, законная часть греха, лишь сделавшись странником, номадом, можешь надеяться на снисхождение. Даже если от того, к чему прирос, тебя оторвали силой, это благо.
Дядя Ференц с ним бы согласился, он пишет мне: «Революция „побежала“ царя и вел. кн. Михаила, лишила их места прежней оседлости и погнала бог знает куда, как перекати-поле. Революция сделала их гонимыми, преследуемыми, и пермский Мясников убедил товарищей по Совету рабочих и солдатских депутатов, что венценосных особ – только бы не вернулись на круги своя – надо убить вот так, на ходу. Убить как истинных, природных бегунов и тем спасти».
Мясникова, писал мне Ференц, нельзя равнять со Сталиным. Что для одного благо, для другого – зло. С числом погибших это не связано. Сталин тоже вырывал с корнем, обрубал всё, что связывало человека с семьей, с домом, в котором он родился и вырос, что было для него так же привычно, как для евреев – жизнь и пастушество в земле Гошен. Но дальше он под конвоем вез несчастных строить царские города, до смерти крепил зэков к ненавистной работе. А чтобы народ о побеге и помыслить не мог, со всех сторон окружал его колючей проволокой и вышками с часовыми.
Папка № 20 Москва, сентябрь – октябрь 1964 г
Коля – Михаилу Пасечнику
Дядя Януш, наезжая в Москву, обычно останавливался у нас. Замечателен он был одним: раз затронув тему, уже не мог с нее слезть. Что-то он наверняка знал и раньше, но многое, тут нет сомнений, приходило ему в голову прямо за разговором, и вот всё это без разбора вываливалось на стол. Януш до революции собирался принять постриг, окончил семинарию, затем два курса Киево-Могилянской академии, он любил учиться, был дотошен, даже въедлив, среди светских дисциплин особо почитал логику, но в шестнадцатом году сдружился с социал-демократами и о монашестве больше не вспоминал. После революции он, хоть и не без труда, получил юридическое образование. В смысле наук это было несложно, программы университета и академии наполовину совпадали – языки древние и новые, те же логики – формальная и математическая, но что касается анкеты – здесь были проблемы.
Янушу помогли две вещи: во-первых, он поступил на юрфак Киевского университета еще при Скоропадском и, пока всё утрясалось, пока у большевиков дошли руки и до образования, уже окончил четыре курса, но главное – тогда же, при Скоропадском, он путался с несколькими видными большевиками, по просьбе товарищей по университету укрывал их у себя на квартире. Теперь они, в свою очередь, дали ему доучиться, поддерживали понемногу и дальше.
К концу двадцатых годов Януш был членом партии и старшим юрисконсультом в республиканском арбитражном суде. Убежден, что, конспирируя с марксистами, он и впрямь сочувствовал социал-демократам, как раньше, мечтая о постриге, собирался всю жизнь посвятить служению Господу, но развитие его шло причудливо, и я Януша запомнил уже отнюдь не коммунистом. Вряд ли он звонил об этом по всей округе, но в нашем доме Януш не скрывал, что теперь – убежденный монархист. В то же время помню, что к Николаю II он относился с печальной снисходительностью. Жалел его, признавал принятый им конец мученическим, но всякий раз, едва речь заходила о Екатеринбурге, повторял, что для него, Януша, помазание на царство – акт божественной, а не человеческой истории, и отказаться от избранничества никто и ни при каких обстоятельствах права не имеет. Помазанный на царство и пострадать должен на царстве. Он любил цитировать Грозного, который в одном из писем Курбскому писал, что как можно, обидевшись на человека, изменить Богу, и считал, что в семнадцатом году Николай II именно это и сделал.
В один из его приездов речь зашла о повести «Нос», и Януш назвал ее пророческой. Мать незадолго перед тем прочитала, что тема носа часта в литературе самых разных народов и всегда это фаллический символ, по сему поводу огорчилась, но дядя Януш объявил, что такое мнение – чушь. Нос в нашем отечестве – про другие он не знает и знать не хочет – лидер, вождь, горная вершина посреди гладкой, как стол, равнины; у нас это титулатура царя, его недосягаемости, его святости и обращенности единственно к Богу. Поэтому немец-куафер боится даже дотронуться до него. Он же нечист. Как может иноземец, иноверец, протестант, еретик брать своими руками святыню, дарованную промыслением Божьим? И вот он обривает нос, срезает под корень всю ту мелкую растительность, что прет и прет вверх к солнцу, к небу, дерзающую если не скрыть, то хотя бы умалить монарха. Провидческий дар нашего предка дядя Януш считал несомненным и говорил, что беглый нос, вся нелепость, противоестественность этого бегства, вообще всей этой истории, как и нос, завернутый в грязную тряпицу и выброшенный в реку, – предсказание того, что нас ждет в недалеком будущем. А в финале надежда, что милостью Божьей дело еще может обойтись малой кровью – нос вернется, займет свое законное место.
Дядя Петр – Коле
Что к католикам, что к протестантам дядя Януш относится безо всякого высокомерия, но и без интереса. С этакой равнодушной ласковостью.
Дядя Януш – Коле
Помни, что без носа наше лицо – «место совершенно гладкое, как будто бы только что выпеченный блин».
Дядя Януш – Коле
Решительно выдаваясь вперед, нос, как вождь, ведет нас за собой. Втягивая запахи, он первый учует грозящую народу опасность и первый известит о еде, которая сможет нас насытить.
Януш – Петру
Нос есть царь, наместник Бога на земле. Однако для нас, грешных, его Божественная природа смягчена вчерашним маленьким прыщиком. Тем милым изъяном, несовершенством, о котором, оставшись без носа, вспоминаешь с такой нежностью.
Януш – Ференцу
Цирюльник Иван Яковлевич – птенец гнезда Петрова. Староверческая чушь, что ты должен ходить в бороде, потому что создан по образу и подобию Божьему. Если же человек чисто выбрит, значит, он принял сторону антихриста. Назначение цирюльника простое – хорошо наточенной бритвой «под ноль» свести дебри диких наших нравов и представлений, не оставить и следа от грубой заскорузлой щетины наших обычаев. Сделав нас тише воды и ниже травы, объяснить народу, что перед Верховной властью все мы холопы и оттого равны. Но с самим монархом куафер должен обходиться почтительно, своим станком обходить его стороной.
Дядя Януш – Коле
Верховная власть поставлена Богом и оттого священна. Панибратства она не терпит. Мы же мусолили ее, лапали ее и мацали, вот и остались на бобах.
Януш – Артемию
Истинные монархисты убеждены: вина на Николае II. Нечего сигать с престола, как заяц. Но и мы не без греха. Почитай уже два века Иван Яковлевич взял такую манеру теребить носы, что держались они на честном слове.
