– И хорошо, и хорошо! – я радуюсь. – А утром гашем похмельнешься как раз.
Чтоб не мелочиться, Дэн с ходу заказывает пузырь «Праздничной» за пятьдесят рублей, каждому по салатику. Выпив по первой, изучаем меню.
– Гля, даже бифштексы у них есть! Попробуем?
– Жесткие стопроцентно. Последние зубы в них оставишь…
Заказываю тефтели с картофельным пюре, Дэн – бифштекс и рис, а Борис пельмени с кетчупом и вдобавок бутылку кока-колы.
– Вам разлить в бокалы? – осведомляется бармен тихим, но внятным голосом.
– Нет, нет, мы сами! – Борис хватает бутылку, и я вижу, что ему не терпится опустошить ее, прожечь в боковине отверстие и, напустив внутрь гашишного дыма, засосать в себя.
– Ну, ты наркот, Мускатыш! – говорю ему.
– Угу, наркот… Уже забыл, когда укуривался. Кокс с герой легче купить, чем гашиш. А как без него? Вся мудрость Востока, да и Запада последние два века была порождена гашем…
В баре полутемно, столики пусты, кроме одного, где бесшумно наслаждается каким-то вином и друг другом влюбленная парочка.
Под потолком висит телевизор, крутя клип старого, заигранного хита группы «Кренберис».
– Вот правильная песня, – говорит Борис.
– О чем?
– О зомби. Что человек к двадцати пяти превращается в полного зомби. По юности трепыхаешься, а потом… – И Борис подпевает коротко стриженной, страшноватой девушке на экране: – Им ё хэд, им ё хэд, зомби, зомби…
Распили бутылку, взяли еще по сто граммов.
– Теперь пора овец, – отодвигая пустую посуду, объявляет Дэн.
– Это обязательно!
Встаем, выходим на улицу. Борис поигрывает бутылочкой из-под колы.
– Выкинь, – прошу его. – Ты с ней как бомж конченый.
– Чего?! Ты на себя посмотри, поскоть болотная!
– Я пустые батлы не таскаю.
– Заткнитесь, мудилы! – Дэн одновременно пихает нас обоих. – Вон, глядите вперед.
Там вышагивают две неплохие вроде бы девушки. Фигуры, по крайней мере, что надо.
– Подгребаем?
– Их две всего…
– А сколько надо? Хрон и сам с собой покуражит. Купим ему водяры, пускай в холле заливается.
– Слушай, Мускатина!.. – Борис меня всерьез бесить начинает.
– Ладно, прибавляем газу. – На ходу Дэн оправляется, как петух, намереваясь курицу потоптать.
Девушки идут медленно. Мы без особого труда их нагнали.
– Добрый вечер! – улыбается Дэн, заглядывая им в лица.
Я тоже успеваю оценить. Одна, слева, чернявая, ничего, мягко говоря. Я не против… Правда, выше меня на полголовы, но это даже к лучшему – женщину такого роста мне поиметь еще не доводилось.
– Отдохнуть не хотите, девчата? – Дэн завязывает разговор.
– Мы и так отдыхаем.
– Ну, поинтересней. В баре вон посидеть, выпить винишка хорошего…
– Соглашайтесь, чего вы! – вставляет Борис. – Гарантируем ослепительную ночь!
– Мы как-нибудь так, – говорит та, что справа, светловолосая и страшненькая; лучше б ее вообще не было.
– Вместе-то интересней, – Дэн подмигивает симпатичной. – А?
Которая справа – морщится:
– Отвалите, парни. У нас тут везде знакомые, так что лучше…
– Ну, мы ж по-хорошему.
– Мы тоже…
Останавливаемся, овцы не спеша удаляются по тротуару. На меня вдруг накатывает жуткая злоба.
– Лесбиянки, блядь! Твари, – говорю им вслед довольно громко.
– Э, – пихает меня Дэн, – кончай. Сейчас в натуре приведут своих гопников…
– А что, я подраться не против.
Борис пугается:
– Иди ты на хрен! Мне рожа для работы нужна… – И видя, что никакие гопники к нам не бегут, снова принимает отвязный вид: – Ну, где оглушительный праздник, афинские ночи?!
– Надо так, – вспоминаю. – Я когда в армейке в увал ходил, в Петрозаводске, так там ленинградцы телок снимали запросто: покажут штамп в военнике, что они из Питера и что, мол, иметь будут в виду насчет жениться, если понравится…
– И как, получалось?
– Еще бы! Клевала каждая третья!
Ну, это уж я сочиняю. Видел, что показывали запись о приписке, но велись ли телки на это дело – не знаю.
– Во, у Синьки как раз подходит, – смеется радостно Борис, – регистрация постоянная, холостой. Давай, Синь, начинай.
– Отвали… Лучше в «Трактиръ» зайдем. Пора еще накатить.
С девчонками так и не выгорело. Не соглашались посидеть с нами за столиком, даже на вопросы не отвечали… Дэн, потеряв терпение, предложил одной бумажку в двадцать долларов – она убежала без оглядки.
– А ящик посмотришь – везде проституция, везде чуть ли не за кусок колбасы согласны на все, – ругался Дэн, открывая очередную бутылку «Праздничной». – Тут смотрел какую-то передачу, так там показывали, что Подмосковье просто с голоду пухнет. Вот, пожалуйста, сто десять камушков от Москвы – и ничего, терпимо вроде живут…
– По какому каналу передача? – спросил Борис.
– Да какая разница…
– Да огромная! Если по первому – одно дело, если по НТВ – другое. Везде проплаченные материалы, у каждого свой хозяин.
Дэн скривил рожу и махнул рукой. Потом налил почти по полному пластиковому стаканчику и первым, без тоста и чоканья, выпил.
Мы уже хороши, но злы и обмануты в своих надеждах. Все совсем не так. И еще ночь словно дразнит – теплая, нежная; слегка тянет ароматный, какой-то парной ветерок. В такую ночь, кажется, любые желания исполняться должны.
– Мда, надо было все-таки в Москве оставаться, – признается Дэн. – У меня у дружка мастерская есть, обставлена почти как хата. Он там живет почти постоянно…
– Забухали б, – вздыхаю, – со всеми удобствами!
– И забухали бы, и шлюху бы сняли, к нему привезли. У меня полтос баксов есть, Мускат бы дал кое-что.
– На это ясно дал бы, – уверенно подтверждает Борис. – Вот, не слушали меня, а могли б такую ночь провести! – И он начинает мечтать: – Возле магазина «Людмила» такие экземпляры есть, просто супер! Я на днях снимал. Одна мне вообще понравилась, дорогая только – семьдесят грин, и не цента меньше. Я в машине сижу, все башли собрал из карманов. Не хватает какой-то сотни нашими. Думал, у водилы занять…
– Он бы тебе занял, ха-ха, по хлебальничку!
Борис не слышит подкола, с грустью продолжает:
– Пришлось другую взять, попроще, за штуку триста. Но… но когда с этой перся, о той думал все время. И сейчас думаю…
