Мимо прошла Оксана. Остановилась возле своего крошечного «Опеля», нажала кнопку сигнализации. Машинка радостно пискнула. Оксана открыла дверцу, юркнула в салон. Движения ее были одновременно и скромными, и уверенными. Этакая мышка добралась до норки и в ней спряталась.
Завела «Опель», пристегнулась ремнем безопасности и стала медленно выруливать с парковки. Отправилась домой. Куда же еще… Добросовестно отработала положенное время, и теперь ее ждет спокойный отдых… И эта невзрачная Оксана показалась мне такой счастливой, что свело скулы и защипало пальцы.
Я выхватил из кармана телефон, нажал номер Полины. Два-три длинных гудка, а потом щелчок и гудки короткие. Сбросила.
Пробирался к своей Кожуховской через центр часа два. Не торопился, не ругался на пробки и вклинивающиеся в вереницу передо мной автомобили, а даже был рад подсознательно этой медленной езде. Тянул время, ожидая, что сейчас мобильник запиликает, и я услышу слова извинения: «Не сердись, любимый. Возникали некоторые проблемы, но теперь всё хорошо. Я сама доберусь. Если можно, встреть меня, пожалуйста, возле метро».
Но мобильник молчал. Я поставил «Селику» на ее законный пятачок, потоптался рядом. Потрогал горячий капот, проверил, не подспустили ли колеса, протер ладонью ее красивые, раскосые фары… Да, я всячески оттягивал момент, когда войду в квартиру, сниму туфли. Войду, сниму, и что дальше?…
Не буду расписывать свое состояние в тот вечер. Любой человек хоть раз чего-нибудь ожидал – радостного, страшного, неизвестно какого, – поэтому любой, надеюсь, поймет, что я, как говорится, не находил себе места.
Долго бродил по комнатам, включал и выключал телевизор, сидюшник. Не выдержал и выпил остававшиеся в холодильнике граммов триста водки. Снова включил телевизор, задремал перед ним.
…Полина позвонила около трех ночи.
– Приедь за мной! – пьяновато велела. – Я в Свиблове. Проезд Нансена… Когда тебя ждать?
Помню, меня взбесило не само требование, даже не ее заплетающийся язык, а это «приедь». Не «приезжай», не «забери», а – приедь… И я хмыкнул в трубку:
– С какой стати? Я ждал твоего звонка с половины седь…
– У меня дела были! – визгом перебила она. – Между прочим, я решала очень важную нашу проблему – об отцовстве Маши. Ты слышишь?!
– И что, нельзя было сказать вечером? Меня-то зачем за идиота держать? – Накопившееся за несколько часов (да нет, за многие месяцы на самом деле) раздражение невозможно было взять и погасить. – Я что, болванчик?
Полина с готовностью вошла в раж – то смирение, какое демонстрировала на протяжении двух-трех недель, сгорало в очередной истерике…
Если бы она быстро успокоилась, может, жалобно заплакала, я наверняка вскочил бы и помчался туда, где она стояла одна на ночной улице среди темных человеческих ульев. Но она визжала, сыпала оскорблениями в том роде, что все мужики – козлы, что никому она и ее дочка не нужны, что ей не нужны уроды, что я ее использовал, а теперь хочу избавиться. И так далее.
И мой мозг энергично стал развивать некоторые ее тезисы: действительно, зачем мне эта истеричка, да еще с ребенком, и какой будет моя жизнь, когда она окажется в этой квартире хозяйкой. Да я через месяц из окна выскочу…
Я нажал кнопку отбоя, а потом выключил мобильный. Поднялся, выдернул вилку из гнезда городского телефона. Лег на диван в столовой. Долго не мог (да и не пытался) уснуть, ожидая, что сейчас запищит домофон и мне придется впускать Полину, слушать продолжение истерики. Сдерживаться, ждать, когда она выдохнется, замолчит, ослабнет. И там – примирение, секс и продолжение этих американских горок. То взлет к почти счастью, то пропасть ругани…
На работу приехал с большим опозданием, разбитый, вялый, как после недельного запоя.
Агония наших отношений продолжалась до начала сентября. Ночевок Полины у меня уже почти не случалось (не считая двух-трех приступов страсти), но встречи где-нибудь в кафе происходили регулярно и приводили в основном к скандалам. Причем я уже не отмалчивался, как раньше, а равноценно отвечал на каждое оскорбление, объяснял, что с такой психопаткой жить не собираюсь. Пусть она или излечивается, или мы навсегда друг о друге забудем… Заканчивалось это все уже откровенным ором друг на друга (даже охранники иногда встревали) и разбегом на пару недель.
Так же дружно, как совсем недавно поддерживали мое решение жениться, теперь мои приятели соглашались, что Полина мне не подходит. Тем более что в то время она стала им активно названивать, включая Руслана, с которым вовсе не была знакома, но слышала о нем от меня. Всем объясняла, какой я подонок, как я ее предал, и так далее.
Некоторое время я не мог понять, откуда у Полины номера, например, Свечина, Ивана, а потом от нее же самой, во время очередного скандала, узнал, что еще в пору нашей идиллии она забралась в мой телефон и многое из него почерпнула.
Парни, конечно, жаловались; один разговор, с Максом, хорошо запомнился – оказался более содержательным.
– Слушай, – набрал он меня среди ночи, – утихомирь свою невестушку. Три часа мне сейчас мозги промывала. У меня и без этого геморров по маковку…
– Ничем не могу помочь, – пробормотал я со сна. – К тому же ты сам виноват.
– С фига ли!?
– Ты сам меня с ней познакомил.
– И что – что я? Я ей этот номер не давал. Знаю, что она безбашенная на все четыре головы…
От такого признания я даже с дивана вскочил:
– А на хрена ж ты мне жениться на ней советовал?!
– Ну, можно подумать, если б сказал «не женись», ты бы послушал…
– Это уже мое дело – слушать или не слушать. Спасибо, земляк!
– Ладно, давай не грузиться, – устало попросил Макс. – Оба мы в дерьме-дерьмовиче… Я тебе не говорил еще? Ленка моя замуж собралась.
– Хм! – я обрадовался смене темы. – За кого?
– Да какая разница… Нашла какого-то… То есть он ее. Уговорил. Она сообщила позавчера эсэмэской. Пытаюсь дозвониться – не отвечает. На письма – тоже. На домашний звонил несколько раз – родители говорят, что дома нет… И тут еще на работе завал – на день сорваться не могу. В субботу стал работать, прикинь… Уволюсь к херам. К ней надо! Я ведь люблю…
Мне становилось все легче и легче от его нытья. Свои проблемы всегда становятся менее грузящими, когда наблюдаешь проблемы других… Я лег, натянул одеяло до подбородка, прикрыл глаза; слушал максовский монолог, будто колыбельную.
– Дождался… такую девочку теряю… Блин, если замуж, значит, она с ним трахалась! Он ее трогал!.. Все, увольняюсь! На хер мне эта должность, деньги эти сраные… Я один, один совсем…
И, что удивительно, Макс это свое намерение все-таки реализовал: не дожидаясь окончания срока, расторг контракт и уехал в наш родной город. Конечно, расплевавшись с теми, кто симпатизировал ему на ВГТРК. В Москву после этого ему дорога вряд ли когда-нибудь снова откроется.
