В общем, семья была финансово не из последних, но со своими тараканами и скелетами в шкафах, со своими проблемами.
Главной проблемой являлись, естественно, Полина и ее дочка. Статус Полины как матери-одиночки родителей не устраивал. Может, живи они в каком-нибудь муравейнике на триста квартир, Полина без мужа была бы не так заметна, но в поселке это очень бросалось в глаза. Стыдно было, что молодая женщина имеет грудную дочку и не имеет мужа. Ущербность. И вот появился я – вполне потенциальный муж и отец…
Я часто упоминаю, что родители Полины очень желали женить меня на ней, – но в то время (зима – весна) я не особо анализировал их поведение. Была у меня симпатичная и сексуальная, порой вспыльчивая, с некоторыми недостатками, но в целом вполне подходящая мне женщина; были ее родители – гостеприимные, симпатичные и симпатизирующие мне. Все казалось нормальным, как у людей…
Конечно, слегка беспокоило, заставляло задуматься то, что Антон, в недавнем прошлом официальный муж Полины (видел в ее паспорте печать регистрации брака и ниже – развода), бросил ее в период беременности. Вроде бы – явный подонок, бросать женщину в таком состоянии. Но Полина утверждала, что это она была инициатором – разлюбила, дескать, поняла, что он вообще не способен быть отцом и главой семьи, и тому подобные аргументы… Я кивал, поддерживал ее и внутренне радовался и как-то воспарял от того, что я вот, в отличие от этого Антона, главой семьи быть могу. И что Полина выбрала меня, а не распиздяя Максима, к примеру. Квартира, автомобиль, деньги, перспективы.
Впрочем, постепенно я стал подозревать, что все-таки не она бросила Антона, а он, и догадывался почему. Да и сам все чаще задумывался над тем, не сбежать ли и мне.
Желание это созревало медленно, постепенно, то вспыхивая и становясь нестерпимым (во время очередного Полининого припадка), то совершенно исчезая (в благостный период). Знаю, что в таком состоянии многие живут десятилетиями. Я чуть было не оказался в числе этих многих.
На первый взгляд в своей дочке Мари Полина души не чаяла. Могла часами о ней говорить, покупала ей разные одежки; бывая в Тарасовке, я наблюдал, как увлеченно она с ней играет, не спускает с рук. Образцовое материнство и детство. Этой любовью она пыталась заразить и меня – то и дело давала подержать дочку и обижалась, если я отказывался (мягко отказывался, конечно) или хотя бы не разделял восторга.
И довольно долгое время я верил в то, что Полина не может без своей «девоцьки».
Лишь ближе к апрелю, когда стал приезжать к Гарнье раза по три в неделю, увидел подробности их будней, я засомневался в искренности Полининых чувств.
Вот, например, после выходных, которые мы провели вместе, я привожу ее в Тарасовку. Полина радостна, но и беспокойна – как там Машенька, все ли хорошо; за время в пути она иногда раз десять звонила домой и спрашивала о дочке, сообщала, что мы вот-вот будем. Если ей казалось, что я еду слишком медленно, торопила: «Обгоняй эту помойку. Что он так тащится?! Добавь газу – здесь можно».
И вот мы приезжаем. Мать Полины сразу сажает меня за стол, принимается потчевать, расспрашивать о том о сем, отец вставляет благожелательные реплики. А Полина в это время возится с дочкой. Целует, качает, переодевает, кормит…
Так проходит часа два. Когда темнеет, я говорю, что мне пора. «Завтра рано вставать. Дела». Полина вызывается меня проводить… Несколько раз я клевал на эти ее уловки.
Мы садимся в «Селику».
– Довези меня до магазина, – говорит она, – а обратно я пешком.
Доезжаем до магазина. Полина выходит, но просит:
– Подожди секунду. Мне нужно тебе что-то сказать.
Я жду. Она возвращается с пакетом, в котором угадывается несколько банок коктейля.
Забирается обратно в салон. Откупоривает одну банку. Отпивает, смотрит вперед сквозь лобовое стекло.
– Полин, – говорю, начиная проявлять нетерпение, – что ты хотела сказать?
– А? – Она делает вид (а может, и вправду), что возвращается из глубокой задумчивости. – Я… Я хотела попросить довезти меня до станции.
– Зачем?
– У меня там подруга рядом живет, мне надо с ней увидеться.
Я везу. Но, оказывается, никакой подруги там нет… Полина, успевшая выпить баночку-полторы коктейля, начинает упрашивать меня отвезти ее ко мне (или – вариант – до Мытищ, где у нее другая, тоже наверняка фантомная, подруга).
– Но ведь ты так спешила к дочке, – изумляюсь я. – Меня гнала, а теперь…
– Ты же видел – с ней все в порядке. С ней мои родители. Они знают, что я уехала с тобой… Поедем, нас ждет чудесная ночь… Ты не хочешь? – В ее голосе появляются истерические нотки. – Я тебе надоела? Тебе со мной не интересно?
Действительно, после двух с лишним суток вместе я не прочь отдохнуть. Бурный секс утомил, и теперь при одной мысли о нем в паху начинало жалобно зудеть…
В общем, такие проводы заканчивались или ссорой, или, если я сдавался, вымученно-бурной ночью, а утром уже неприкрытой досадой с моей стороны.
Правда, вскоре я перестал сажать Полину в машину возле ворот. Прощался, целовал в губы и кидался за руль. Срывался с места, аж колеса взвизгивали.
Постепенно менялось и поведение родителей. Нет, ко мне они относились все так же, но вот с Полиной стали суровее, чаще раздражались ее поведением… После нескольких Полининых выходок, свидетелями которых становились и я, и они, родители даже выказывали мне некоторое сочувствие. Вот, мол, такой тебе достался подарочек; но отказаться от нее ты уже не имеешь права. Надежда Сергеевна однажды сделала более чем прозрачный намек: глядя мне прямо в глаза, вздохнула: «Мы в ответе за тех, кого приручили».
Но приручить Полину не удавалось. То есть иногда казалось, что я имею на нее влияние, она соглашалась с моими словами, случалось, становилась тихой и покорной. В сексе была просто идеальна, даже как-то слишком – могла заниматься им часами, кончая по несколько раз (но, может, конечно, и притворялась).
Она делала все, что я просил или хотя бы хотел мысленно. Это угадывание моих желаний и было, наверное, главной причиной того, что я… ну, скажем, испытывал к ней влечение, несмотря ни на что. Да и необходимость, скорее всего. Найти партнера, который бы тебя сексуально удовлетворял, – дело сложное.
Секс, впрочем, занимает в жизни совсем немного времени, а вот все (или почти все) остальное, что было между ним, отравлялось ее навязчивостью, истериками и отходняками от этих истерик.
Полина звонила мне через каждые полчаса, говорила, что любит, спрашивала, люблю ли я ее, предлагала встретиться «через двадцать минут», утверждала, что не доживет до вечера. И так далее. Это очень меня утомляло, мешало делать дела…
Запомнился эпизод. Точнее – мое ощущение. Острый такой момент.
Мы отметили Восьмое марта в «Пекинской утке». Я подарил Полине золотой браслет. Потом поехали ко мне… Расстались утром десятого. Я довез ее до ее офиса, отъехал метров сто и остановился. Заглушил мотор, лег головой на руль… Продолжать жить в таком темпе было невозможно. Нужно отдохнуть. Хотя бы на неделю исчезнуть для Полины. Побыть одному или с другими людьми.
