– Давай, давай, Марьяна. Рад был знакомству.
– Можно, я здесь переночую?
– Негде.
– Ну хоть вон там, – кивнула в сторону того закутка, который я называл гостиной. – На пол могу лечь… Мне страшно. Ночь совсем.
– Давай-давай-давай. – Я вытеснил ее в прихожую, подпихнул сапоги к ногам.
Она сдалась, лицо сразу сделалось некрасивым, глаза потухли…
Я дождался, пока двери лифта сомкнулись и загудел мотор, увозя кабину вниз, а потом быстро расстелил диван, разбросал белье. Разделся и лег.
Представлял Марину-Марьяну. Как я с ней… Представлял, что обманул ее – попросил сделать для начала минет, но к тому, чего она хотела, не приступал. Толкал член глубже в ее тесный и теплый рот.
«Давай туда, – задыхаясь, шептала она, потирая ладонью промежность. – Мне нужно туда».
А я молчал, все плотнее прижимая губы проститутки к своим волосам на лобке, все резче двигая тазом… Такого мощного оргазма я с женой не испытывал.
Из родной квартиры выписали удивительно быстро и легко; даже денег давать не пришлось. Зато в Москве стали мурыжить, тянуть, явно намекая на проплату для ускорения процедуры. Я показал три тысячи, и дело сдвинулось.
Через неделю я был принят на учет в военкомате, а еще через пару дней в моем паспорте появилась печать: «гор. Москва. ОВД «Южнопортовый» УВД ЮВАО ЗАРЕГИСТРИРОВАН», а дальше – московский адрес.
И продолжились судебные тяжбы. Примерно раз в два месяца мы с адвокатом ходили в суд. Чаще всего заседание длилось минут десять. То не хватало какой-нибудь справки, то оказывалось, что в очередном документе нужна еще одна подпись, и заседание переносилось.
Кстати сказать, когда на мою квартиру набросилась еще одна особь, Наталья и ее адвокат притаились. Им пока делать было нечего, только ждать, чем решится наше бодание с бывшей женой сирийца…
Жить со всем этим грузом было тяжело, и я всячески старался от него отделаться. Внутренне, конечно, – хоть на время забыть о нем.
Снова, с наступлением теплых дней, стал настойчиво приглашать Ангелину встретиться. Выискивал в Интернете интересные концерты, фильмы, выставки… Почти всегда она мягко, но вполне однозначно отказывалась.
За тот без малого год, минувший с приглашения на чай, мы встречались считаное число раз, да и то не один на один, а в компании. То на творческих вечерах (ужасное испытание сидеть и слушать и час, и два), то на поэтических слэмах (немного легче, так как можно заодно пить пиво). Самой запоминающейся встречей был концерт «Сансары» в клубе «Жесть».
Правда, Ангелина сразу предупредила, что придет с подругой. Я взял с собой Максима. Отправились без машины – я понимал, что не выдержу и хлебну водки.
Поначалу все было классно. Ангелина даже сделала мне подарок – глиняного уродца, которого, как сказала, купила на базаре в Миргороде. Я повосторгался (кажется, довольно убедительно) и долго благодарил, пообещав ответный сюрприз.
В ожидании концерта выпивали и закусывали, болтали. Мне нравился в этот момент и Максим (вел он себя очень прилично), и Ангелинина подруга Ольга (архитектор по образованию, занимающаяся дизайном), и сама Ангелина, конечно, такая веселая, даже ласковая со мной.
Только один ее вопрос заставил напрячься:
– Как обстоят дела с журналом?
Несколько секунд я выбирал, что ответить, а потом сказал бодро:
– Дела теоретически движутся. Вот разгребусь с насущными проблемами и приступлю практически. – (Впрочем, в тот момент, осенью две тысячи шестого, особых проблем у меня еще не существовало, борьба за квартиру началась позже.)
Людей в зале, где должна была выступать «Сансара», собралось немного. Большинство сидело за столиками (сложно было сказать, пришли они именно на концерт или просто решили провести здесь вечерок); лишь кучка подростков, явных фанатов, разместилась слева от сцены, топталась там и шушукалась.
– А это действительно хорошая группа? – спросила Ангелина. – У меня не было времени послушать в Инете…
– На мой взгляд, – тоном специалиста отозвался я, – лучшая сейчас. Не какой-нибудь там панк туповатый, а самый настоящий интеллектуальный рок. Я люблю такой.
Ангелина радостно закивала:
– Я тоже.
В начале девятого на сцене появились ребята из «Сансары»; кучка фанатов зааплодировала… Минуты две-три ушло на подстройку инструментов, и – первая песня:
Мама,
Нас осталось так мало.
День закончился алым.
И, похоже, достали
Мы до Луны.
Ясно,
Глаза горят наши ясно.
Почти не слышно согласных,
Но все же огнеопасны
Все мои сны.
Я почувствовал, что начинаю растворяться в живых звуках, слышанных до этого лишь на диске и по радио композиций. Сидел, глядя мимо музыкантов, куда-то за них, и словно бы улетал в неизвестное, светлое, совсем непохожее на этот мирок. Наверное, то же испытывают чукчи, когда перед ними камлает шаман…
Все с плеч.
Меняет смысл слов
Наклон письма.
Зима,
Оставь здесь все, как есть…
Иногда, делая над собой усилие, я переводил взгляд на Ангелину и убеждался, что и она в некоем сходном с моим состоянии.
Сердце бьется за двоих, —
одними губами подпевал я вокалисту, —
Сердце бьется за!
Сердце бьется за двоих.
Сердце бьется за нас.
А потом пришел этот мальчик – Никита. Который мелькнул на вечере «Свежей крови» и позже появлялся пару раз. Всегда вроде бы несколько в стороне, но и в тревожащей, раздражающей меня близости к Ангелине.
И вот сейчас, кивнув и неслышно поздоровавшись, он встал возле нашего столика и уставился на нее. Она пригласила его сесть, он быстро нашел стул и расположился между ней и ее подругой.
На вид лет двадцать всего; высокий, свеженький, светловолосый, застенчиво-внимательный. И надо же! – на концерт приперся в костюме, галстуке, с сумкой для ноутбука…
Песни больше не тянули меня в иное пространство, иллюзии сансары не возникало. Я поглядывал то на Ангелину, то на Никиту. Ангелина внешне не обращала на него внимания, слушала группу. Никита же откровенно тяготился пребыванием в этом помещении, музыкой, нашим обществом, но терпел – ясно было, зачем он здесь.
Разговаривать не имело смысла – инструменты звучали громко, голос вокалиста перекрывал даже самый мощный крик в зале. А поговорить мне хотелось.
Наконец наступил антракт. Музыканты ушли в гримерку.
– Познакомьтесь… – сказала Ангелина.
– Да мы знакомы, – перебил я, давая понять, что присутствие Никиты мне совершенно не по душе.
