Начались справа и слева плотные ряды бетонных коробок. Тоже надежных, крепких, как бункеры… Сам Николай Михайлович никогда гаражей не строил, но технологию знал хорошо (много лет, имея машину, но не имея гаража и места под него, готовился строить).
Сперва выкапывается глубокий, но не широкий котлован. Большинство людей его бетонируют, а некоторые забирают досками-сороковками, лучше всего листвяжными. Получается погреб. Кое-кто плюс к погребу делает и смотровую яму. Дальше сколачивают опалубку и заливают раствором стены. Для раствора надо покупать цемент, привозить песок, глину, щебень, соединять это все в бадье, тщательно перемешивать и, загружая в ведра, переливать внутрь опалубки. По несколько сантиметров выше, выше… Конечно, блатные и в советское время пригоняли бетономешалки, нанимали людей для строительства, но в основной массе мужики корячились сами, в одиночку, месяцами.
Главное было – крыша. Одни стелили плахи, другие – стальные балки, покрывали толем, засыпали глиной или, опять же, заливали бетоном. У кого возможность была – топили гудрон; были и те, что клали шифер. В общем, каждый по-своему старался сделать крышу наиболее герметичной. Протекающая крыша – самая большая проблема владельца. Тем более что течь может не только явно – из трещины капает, – самое подлое, когда влага напитывает сначала крышу, затем стены, заражает ржавчиной лежащие на полках детали, запчасти, автомобиль, сползает в подвал…
В конце же строительства бетонировали пол, навешивали ворота, выводили из подвала воздуховодную трубу, ставили печку, протягивали проводку. Приводили электрика, который подключал гараж к ЛЭП.
Да, не строил Елтышев этот гараж, не было связано с ним никаких историй, особых проблем, кроме того, что несколько лет назад заменил провисшие обитые листовым железом ворота на цельнометаллические (хоть и тепло не держат зимой, но зато открываются легко, долговечные), не прикладывал к его содержанию больших усилий, но сейчас, бродя по нему вокруг промерзшего «Москвича», оглядывая стеллажи с разными, в основном ненужными вещами, бросовой мелочевкой, вдыхая запах холодной пыли, цемента, чувствовал себя вернувшимся чуть ли не домой. Но уже почти и не в свой дом, который скоро нужно будет оставить навсегда… Ведь как, действительно?.. Нужно, никуда не деться, продавать гараж и строиться в деревне. Бруса купить, кирпича, цемента. Еще одну зиму им в избенке не пережить.
Николай Михайлович открыл машину, сел за руль. Поежился. В салоне было морозно. Да, промерзла… Чтоб немного согреться, закурил. А сыновьям что оставит? Артем, с ним более-менее, он наверняка так и будет при них. Вряд ли когда повзрослеет. А Денис… Вернется Денис, и куда? Так хоть гараж здесь будет, сказать ему: вот, это твое имущество, извини, что так получилось. Но хоть что-то…
От этих сбивчивых, панически-хаотичных мыслей Елтышеву захотелось зарычать и садануть со всей мочи по рулю. Каким-то зверем, огромным, сильным, себя чувствовал, но попавшим в капкан, из которого не выбраться. И рвись, не рвись, что хочешь делай – не поможет.
– Хэй, есть кто живой? – голос от ворот.
Николай Михайлович вздрогнул. От неожиданности, конечно. Затыкал окурок в пепельнице, полез из машины.
– Здорово! – встретил уже подошедший механик; на нем был темно-синий милицейский бушлат, на голове спортивная шапочка. На плече висела старая вместительная сумка, в которой, Елтышев знал, лежат ключи, тестеры, еще разные профессиональные инструменты.
– Здорово, здорово, Сереж.
– Ну, чего опять у тебя?
– Да вот…
Николай Михайлович засуетился, включая свет в гараже, открывая капот; объяснял оправдывающимся тоном, что, вот, сначала застучало, а потом мотор заклинило, уже смотрели, но не специалисты, а он, Сергей, он ведь мастер, золотые руки… И одновременно вспоминалось, как, когда Елтышев служил, этот Сергей перед ним заискивал. Ну, может, и не особо заискивал, но вот такие вопросы: «Чего опять у тебя?» – не задавал. Да попробовал бы только…
Глава седьмая
Весна осваивалась медленно, с натугой. То, казалось, укреплялась, распускала по земле живые нити, то хирела, исчезала, гибла в новой волне морозов.
В городе война весны с зимой и не замечалась почти, лишь самые важные моменты – вот с крыш закапало, вот снег сошел, трава полезла, вот полопались почки, и деревья покрылись зеленоватой словно бы пылью. А в деревне была заметна, важна-необходима любая мелочь. И ждала эту весну Валентина Викторовна как, пожалуй, никогда раньше, даже в детстве.
За почти полгода жизни здесь приятельниц у нее не появилось. Да и у мужа приятелей тоже. Разве что Юрка, который часто заходил, присаживался в пороге, курил, рассказывал, какая летом тут благодать, с готовностью включался в планы Николая насчет строительства – «Да мы такие хоромы отгрохаем! Я помогу, Михалыч, ты что! Дава-ай…» – а перед уходом просил «тридцатничек» в долг. Иногда Николай давал, и тогда Юрка расцветал, тут же предлагал «посидеть, раздавить пузырек», а когда следовал отказ в деньгах, надувался, будто его обманули, не заплатив за выступление положенный гонорар…
У Юрки было шестеро детей – четыре мальчика и две девочки – от тринадцати до четырех лет. Сам он, после закрытия фермы, нигде не работал, жена мыла полы в магазине. «На что живут?» – часто недоумевала Валентина Викторовна и пыталась высчитать: жена получает в лучшем случае тысячи полторы плюс детские деньги (семьдесят рублей в месяц), может, еще как-то родственники помогают, хотя вряд ли, может, что-то Юрка нашабашивает, что тоже маловероятно. На сколько-то, наверное, продают осенью картошку скупщикам. И как, пусть даже на три тысячи в месяц (да нет, какие там три тысячи – меньше), прокормить, одеть всю эту ораву?
Несколько раз она видела Юркиных детей. Старшая, тринадцатилетняя Лида, выглядела на свой возраст, сложена была пропорционально, а уже следующий, одиннадцатилетний Павлик, ростом, сложением смахивал на восьмилетнего-девятилетнего; остальные тоже были низкорослыми, щуплыми, с туповатыми лицами… «И что из таких получится?»
Тех, с кем выросла здесь, кого знала еще до отъезда на учебу в педучилище, Валентина Викторовна почти не встречала. Да и немудрено – без малого сорок лет прошло. Но все-таки было не по себе: казалось, все они вымерли от какой-то страшной чумы или холеры, а те, кто остался, были точно заболевшими или переболевшими совсем недавно – вялыми, равнодушными до неодушевленности. Валентина Викторовна начинала было рассказывать им о своих бедах, о том, что вот на старости лет приходится все начинать сначала, а они механически кивали, уныло вздыхали и смотрели мимо ее глаз, куда-то в пустую даль. И прощались также бесцветно, как здоровались, продолжали медленное передвижение по улице.
Более или менее тесно сошлась Валентина Викторовна только с Леной Хариной – той женщиной, что навестила их в середине зимы, предложила помощь, хотя ее семья тоже нуждалась – ждали контейнер с вещами, а он все не прибывал. Валентина Викторовна посоветовалась с мужем, и они заранее, заочно купили у Хариных бензопилу. За две с половиной тысячи рублей (подобралась как раз такая сумма) – почти на полторы тысячи дешевле, чем та стоила в магазине.
