Я сошел с автобуса на случайной очередной остановке и сел на скамеечку. Автобус проехался до конечной, направился обратно в Кызыл через черный, разделяющий города безжизненный и безынтересный пустырь. А я сидел на скамейке, покуривал, наслаждался лишь слегка подпорченным дымом от ТЭС, весенним воздухом, жмурился от обилия света. И вдруг (действительно – вдруг) среди кучки посредственных людей на остановке появилась Она. Предчувствовал я, но все же не верил, и – вот… О, это было страшно! Правду, оказалось, писали классики – сердце затрепетало, в виски ударила кровь, в глазах моих потемнело. Она стояла в каком-то десятке шагов, вполоборота ко мне. Она стояла как-то особенно, неповторимо, одета была тоже как-то не так, как все остальные. Ярко так, по-весеннему… Словно сама весна… Я смотрел рывками: то на Нее, то в сыроватую землю, то на Нее, то снова в землю… Автобус. И к автобусу Она тоже пошла особенно, не как к желтому жестяному ящику на колесах, а точно к своему персональному роскошному автомобилю. Словно к «Вольве» какой-нибудь… Походка Ее была легкой, летящей, как в стихах лириков Серебряного века. Как будто Она из подобного стихотворения появилась, а не из подъезда кирпичной пятиэтажки на восемьдесят квартир.
Влюбился. Влюбился сразу и глубоко, болезненно, как нормальный романтический герой русской классической литературы. Но я не классик, чтобы суметь описать Ее без банальностей и объяснить, что Она со мной сделала, даже не подозревая о том, не замечая меня, маленького, безликого, рядового.
Почти каждый день, кроме выходных, а бывало, и в выходные (на всякий случай) я ездил туда, в Каа-Хем, выходил на той остановке и ждал. Возвращался в одном автобусе с Нею. Провожал Ее до поликлиники, где Она работала в кабинете доврачебного осмотра. Давала градусники желающим получить бюллетень, а затем отправляла к терапевту или выпроваживала симулянтов… Я сидел на мягкой скамеечке против двери Ее кабинета и в редкие секунды открывания и закрывания двери видел Ее… Видеть Ее стало для меня чем-то вроде… Короче, я не мог без Нее. Когда приехать не получалось или Она не приходила на остановку, день получался мертвым. Выходные стали лишними, мучительными днями – я ждал понедельника.
Я знал, что никогда, ни за что не познакомлюсь с Нею, не скажу Ей ни единого слова, даже не взгляну на Нее открыто и прямо; а если вдруг Она бы каким-то чудом заговорила со мной, я бы просто убежал прочь, без оглядки, в смятении и ужасе.
Я даже не пытался мечтать. Не умещалось в воображении: я и Она. Я просто ждал очередного свидания с Ней. Тайного, сокрытого от всего мира, даже от Нее самой. От всех, от всех, кроме меня.
Да, почти три месяца… Счастья, страха, сладкого дурманящего тумана.
И вот однажды, гуляя по городу (в воскресенье, под вечер), я нежданно-негаданно размечтался. Даже реально представил, что вот так запросто, вообще-то, могу подойти к Ней, познакомиться, сказать несколько приятно-пошленьких слов, пошутить как-нибудь так симпатично… И вот мы уже вместе гуляем, разговариваем, держимся за руки, смотрим друг другу в глаза, касаемся губ друг друга. А вот уже мы, отдавшиеся ослепительной, горячей волне долгожданной страсти. Буря, штормы, умопомрачительный шквал… Я остановился посреди тротуара, зажмурился, сверху защитил глаза горячей ладонью. Переждал. Пошел дальше. Явственно наблюдал, как вдвоем сидим мы меж двух кроваток, в которых наши (!), наши с Ней дети. Мальчик и девочка. И я читаю вслух «Остров сокровищ». Боже мой, боже мой! Эта картинка так и цвела передо мной. Уютная спальня, свет настольной лампы, направленный на страницу, послушные, красивые, родные ребятишки в кроватках. Ее нежная узкая рука с длинными пальцами, лежащая на моей. Спокойствие и чистота… Я был уверен, что это уже случилось и что Она сейчас дома и ждет меня, накрывая на стол. Счастье, счастье коснулось меня своим живительным крылом. И я рванулся, заспешил куда-то, в этот несуществующий дом, в этот призрачный мир, где Она, Она ждет меня. Сумасшедший путник, бегущий по мертвой пустыне, обманутый миражом!..
Счастье коснулось меня и оставило. Да, я увидел Ее. Она шла прямо навстречу мне. Она шла и улыбалась, блаженно щурясь… Судьба, широко размахнувшись, залепила мне между глаз.
Ее запросто так, небрежно обнимал за талию некто высокий, в полосатой футболке, узеньких джинсах. Как-то запросто так обнимал, даже опирался на Нее, прижимал к себе. Капризный мальчуган с дорогой послушной куклой под боком. Ей, наверное, неудобно идти. Но Она улыбалась ему, смотрела на него снизу вверх преданными глазами, тянулась к его жесткому рту. А он смотрел вперед, и что-то Ей говорил, и кривился в ленивой усмешке.
«О нет! – зарыдало во мне. – Не-ет…»
Я кинулся с тротуара прямо на проезжую часть. Зеленые «Жигули» визгнули тормозами. Я перебежал дорогу, потом быстро куда-то шел. И здесь не врут классики, когда пишут, что их герой вдруг, сам не помня как, куда-то забрел. Я тоже брел, ничего не соображая. Забрел в переулок. Низенькие щербатые заборы, молодая крапива, черные избушки из пористых от старости бревен. Скисшие лужи, кучи мусора, червивые яблоньки-дички… Меня облаивали собаки, люди смотрели недоуменно, как на небывалого урода, а я прятал от них замутненные слезами глаза…
* * *
Прошло две с лишним недели, я почти не волнуюсь, вспоминая о Ней и об этом роковом столкновении на тротуаре. Что ж, захотелось любви, но не получилось, – дельце не выгорело, как говорится. Ячейка занята. Судьба дала в морду. Спасибо, не сильно, профилактически. Я даже, признаться, тайно радуюсь, что все так закончилось. И – главное – я понял: сильно чего-то хотеть нельзя, обязательно выйдет наоборот. И еще – нужно быть свободным, трезвым и одиноким.
* * *
Когда я шагаю по улицам нашего маленького, скрытого от остального мира хребтами высоченных суровых гор, нашего убогонького и уютного Кызыла, я получаю заряд. Нет, не заряд, толкающий к жизни, наполняющий созидательной энергией и т. п. Совсем иного рода заряд я получаю. Он сродни тому, каким начинена атомная боеголовка. Так бы и стер все подряд ядерным вихрем очищения.
Пусть летят к черту эти пыльные здания-близнецы, превращаются в тени одноцветные горожане, рассыпаются в прах достижения и гордости. Всё под корень. В печь!
Я шагаю по улице и подрагиваю от клокочущей мощи внутри. Напрягаюсь, вызываю взрыв, стискиваю зубы, сжимаюсь, а потом вспоминаю, что я-то – всего лишь человечек, один из прохожих. Ничего я не могу, только вот ждать избавления свыше, как свинья в стайке ожидает морозов, когда ее наконец-то зарежут.
Четыре с лишним часа я терпеливо слушал лекции. Сначала по истории Отечества нашего, потом по русской литературе XIX столетия, а сейчас созерцаю реалии текущего дня. Реформы идут полным ходом, переход из одного дерьма в другое производится успешно.
Так вот посмотришь…
Есть, правда, и положительные эмоции. Вот, например, ажурная ограда возле драмтеатра. Раньше она просто служила для отделения тротуара от территории, прилегающей к храму искусства, а нынче используется более рационально. На ней ровненько висят красочные рекламные щиты. Нет, не в этом основное положительное, хотя и пестро, ярко так, а в содержании. Ну, на одном щите привычное до равнодушия: «БАЛДЭМ – это естественно! Для всех видов волос!» Другой щит: «ТАМПЕКС – радуйся жизни!» И непонятный рисунок – то ли какая-то инфузория с хвостиком, то ли табачный мундштук-новинка. А дальше как раз то, прикольное: «ТЕФАЛЬ думает за вас!» Раньше было несколько иначе, но кто-то остроумный и смелый аккуратно закрасил «о» и так же аккуратно втиснул туда «за». Даже рекламодатель, скорее всего, не сразу бы заметил разницу, новый – смешной и страшный – смысл.
