Я смотрю вокруг, играть расхотелось. Зачем я поддался Бобу и вышел?
Появилась Лера. Хорошенькая, стройненькая пока что. Молодая еще – только вот закончила среднюю школу.
– Приветик, мальчики!
– Перевет, красавица! – встает ей навстречу Боб.
И я буркнул «привет», стал собирать домино.
– Как дела? – это Боб.
– Всё хорошо. А у вас?
– Тоже, – я. – Вот у Боба в подъезде девчонка но-шпой отравилась. Вчера похоронили.
– Я знаю, – перестает улыбаться Лера. – Ужасно.
– Пойдем прогуляемся? – предлагает Боб.
Встаем, идем. Я закурил.
– Игорек-то пишет?
– Пишет, – гордо отвечает Лера.
– О чем?
– О том же.
– Любовь?
– Это личное.
– Хм, – хмыкает Боб.
– А вам? – Лера.
– Не-а. О нас он напрочь забыл.
– Почему забыл? В каждом письме приветы передает.
– И где эти приветы? – интересуюсь я, потирая руки. – Я как раз проголодался.
Слегка посмеялись.
– А вот Ромка под старость лет опять за парту сесть решил, – говорит Боб. – Я кончаю, а он только созрел.
Лера удивлена:
– Да?! Правда, Ром?
– Угу. На подгот записался.
– Не ожидала от тебя.
– Почему? – Пожимаю плечами. – Надо учиться.
– Фу-у!
– А ты так и не думаешь никуда?
– В лучшем случае – на парикмахера.
– Ладно, родители заставят, первой в пед документы подашь, – обещает Боб.
– Нетушки. – Лера сопротивляется. – Десять лет отмучилась, теперь хватит.
– Гм…
Идем по центральной улице. Пока что называется она: улица Ленина. Но есть планы переименовать в проспект Арата или Свободной Тувы.
Впереди кинотеатр «Найырал» (с тувинского на русский – «Дружба»).
– Пошли в кино! – предлагаю.
– Да ну!..
– «Кровавый спорт», – читает Боб афишу. – Сто раз его видел.
– На большом экране! – говорю я. – Что на улице делать? От пуха тошнит уже.
Лера морщится:
– Там постоянно дерутся. Не люблю.
Продолжаю уговаривать:
– Как раз до начала сеанса десять минут. Это судьба! Я заплачу.
Наконец согласились.
Купили билеты. Сели. Стали смотреть.
Посмотрели. Закончилось. Вышли обратно на улицу. Начинает темнеть.
– Зря бабки потратил, – жалеет меня Боб. – По видаку интересней казалось.
– Нет, – назло ему не соглашаюсь, – замечательный фильм. А тебе как, Лер?
– Лучше б в домино поиграли, – в ответ.
– Еще наиграемся. Вся жизнь впереди.
– Да уж… – Лера с грустью вздыхает.
Боб зевает:
– Куда сыпанем?
– По домам.
– Ле-ер, давай еще погуляем!
– С вами погуляешь.
– Я не виноват, Валерик, это он, блин, затащил.
– Хм, я предложил, а вы согласились, – пожал я плечами. – Кстати, Лера, как выпускной?
– Так…
– Класс! – выдыхает восторженно Боб. – Наплясался, блин, выше крыши!
Боб любит школу, до сих пор ходит на школьную дискотеку, на всякие школьные праздники.
Доходим до дома Леры.
– Пока?
– Пока.
– Спокойной ночи!
– Угу.
Лера вошла в подъезд. Мы с Бобом закурили, побрели дальше.
– Чё, Боб?
– Ниче, – отвечает. – А че?
– Да нет…
Вот уже на том месте, где встретились часа три назад.
– Давай.
– До завтра.
Расходимся.
* * *
Стою на балконе. Пятый этаж.
Громко играет «Дорз». Джим Моррисон бодро шагает по стриту. Ищет сначала виски-бар, затем маленькую девчонку. Потом удивляется странным дням. Потом кричит, шепчет, снова кричит, стонет, завывает, фактически сходит с ума. Объясняет, что это конец. Бесконечно. Перезвон колокольчиков обволакивает трель электрооргана. Мир погружается в ночь.
Стою на балконе. Улицы опустели. Сквер внизу чернеет, превращается в однородную, пугающую чащобу.
Квартира пуста. Родители на даче. У них отпуск от государственной службы, спешат наработаться на дачном участке.
Стою на балконе. Крепко держусь за перила. В окнах соседних домов горит свет. Много-много маленьких желтых квадратиков, и за каждым кучки людей. Редко где единицы. И все живут. Давят картофель до состояния пюре, ждут загулявшегося ребенка, взбивают подушки перед сном, лезут на стены, качаются друг на друге, икают… Живут, короче, как могут.
Вот так встать спиной к краю, отвалиться на ограждение. Подтянуться вверх. Та-ак… И резко – тело назад. Назад!
Я с криком выпадаю из окна,
А может быть, без крика. Все равно.
Спиной вперед. Зеленая луна.
Все дальше освещенное окно.
Это я в жунале «Парус» вычитал. Хорошие стихи. Так оно наверняка и бывает.
Пятый этаж, достаточно высоко. Раз, два, три. Легко.
Шлепок. Глухой, верный шлепок.
Нда…
Стою на балконе. Бесконечная музыка. Кассета ползет по кругу, она не остановится. Загробное бормотание, вскрик и судорожный перебор клавиш под барабанную дробь.
Загробье, одним словом. Загробье.
* * *
Привет, друг мой Игорек!
Не писал тебе тысячу лет, но вот что-то рука потянулась к перу. Настроение какое-то, только письма писать…
Как ты? Как там с Молдавией? Воюешь небось?
А я живу гадко. Нет, вообще-то нормально, но… Так серо все. Вот в армейке думал: будет классно, а оказалось – не то.
Лето идет, а будто и не лето совсем, совсем что-то не радостно. И будто солнца нет. Жарко, а в небе какая-то хмарь. Еще этот пух тополиный мозги все забил.
Почти каждый вечер гуляем с Бобом. Часто вижусь с твоей Лерой. Знаешь, Игорек, они здесь всё для меня. Единственные люди, которым я могу хоть что-то сказать. Но почему-то не говорю. И они ничего не говорят. Молчим почему-то. И я, и Боб, и Лера. Не о чем как-то говорить. А тех, с кем до армии общался, совсем почти не вижу, да и не тянет.
