Варя кивнула.
Корреспондент робко приближается к Кларе. Видно, ему очень хочется вступить с ней в контакт, но он боится спугнуть ее. Умная Клара, наверно, это прекрасно понимает.
– Ну что, красавица, ну что, умница… – умоляюще говорит корреспондент, подкрадываясь к вороне. Протягивает руку и прикасается к перилам, на которых та сидит. Клара переступает, но не взлетает. Осмелев, корреспондент робко прикасается к ее когтю, гладит.
– Умница, красавица… – говорит он умильно, не замечая за плечом наблюдающего за ним директора. Пытается погладить ее по голове – она возмущенно взлетает.
– Надо было ее по клюву погладить, – говорит директор. – Их надо ласкать по оружию – тогда они не боятся. Вы ведь правильно начали: когти – тоже оружие…
– Очень интересно… – говорит смущенный корреспондент.
«Держись, геолог, держись, геолог…» – доносится с реки все более нестройное и упорное пение.
Варя спускается к реке.
– Держись, геолог… – провожая взглядом Варю, иронично говорит директор. – Пора скрываться, пока не хлынули эти гунны. Хотите, провезу вас по заповеднику?
– С радостью! – Корреспондент подхватывает свою сумку.
– Екатерина Андреевна! Я поехал… – говорит директор.
– Вовремя, – смеется Екатерина Андреевна, кивая на реку. – Жду вас к ужину. И вас… – кивает она корреспонденту.
Толпа туристов, бренча котелками, сходит с парома. Все озираются друг на друга: кто приотстал, кто поджидает – толпа клубится, пока не замирает, сосчитанная по головам. Никто не смотрит на природу.
Наши девицы наблюдают, хихикая, с мостков, на которых сидят, болтая в реке ногами. Между ними – самовар.
Последним с трапа сходит Сергей Андреевич, с плащом и чемоданчиком. Машет Харитонычу. Тот улыбается, подмигивает – дергается, оживленный.
По контрасту с туристами, Сергей Андреевич как раз блаженно смотрит по сторонам, глубоко вдыхает, задирает голову – видит небо, видит перед собою усадьбу – глаза его туманятся…
– Сережа!..
Сергей Андреевич удивленно, застигнуто вздрагивает и оборачивается – Варя. Не то чтобы он ее не узнал, но, по-видимому, никак не ожидал здесь увидеть. Он как бы не готов ее видеть.
Они отделены паромом от девиц с самоваром, туристами – от дома, их видит один лишь Харитоныч – все это как бы отмечает Сергей Андреевич, против волн оглянувшись и только тогда сделав шаг навстречу:
– Варя!
В позе Вари порыв, она силой удерживает себя на месте. Он делает еще скованный шаг ей навстречу, и она бросается ему на шею, припадает к груди.
– Господи! Наконец-то…
Сергей Андреевич неловко обнимает Варю, несколько деревянный и смущенный.
– Вот, получил твое письмо – и сразу приехал…
– Правда? Какой ты хороший…
– Нам надо серьезно поговорить, Варенька…
Варя, преданно глядя ему в глаза, готовно кивнула. Приобнимая за плечи, Сергей Андреевич уводит ее по берегу, пока дом не скрылся из виду.
Смеясь по-петушиному, по-шпанскому,
Ушла ты по осеннему шампанскому,
Настоянному листьями березы.
Настроенная страшно несерьезно… —
удалялся от них нестройный хор туристов.
– Как ты себя чувствуешь?
– Замечательно, – радостно заглядывая сбоку, сказала Варя. – Какой ты красивый…
– Да ну!.. – смеется Сергей Андреевич, в любом случае польщенный. – Это ты красивая.
«Но ты забыла, как за твой успех мы пили газированную воду…» – в последний раз прорывается песня.
– Послушай, а ты как узнала, что я приеду? – спросил Сергей Андреевич, снова озабоченный каким-то соображением.
– Чувствовала…
– И только?
– Сон видела… – смеется Варя. – Правда! Не веришь! Будто ты в бане, а на полу – лед.
– Голый? – поежился Сергей Андреевич.
– В бане же… – Варю тоже преследует свое соображение. – Слушай, а почему ты мне не написал ни разу?
– Я же тебя предупреждал: с эпистолярным жанром я не в ладах… Ты не представляешь, какая у меня сейчас ужасная полоса перед защитой… Чего мне стоило вырваться!
– Когда я была в Москве, у тебя нашлось время.
– Варя! Что ты говоришь!..
– Прости! Я слишком тебя ждала…
– Слушай, – говорит Сергей Андреевич, опять со своим соображением. – Ты же мне писала, что ни разу маму не видела.
– Да.
– А почему?
– Трудно мне стало ее видеть… И ты не писал.
– А сегодня?
– Я же говорю: сон видела. И попросила дядю Харитона тебя позвать. Я почему-то была уверена, что ты еще вчера приехал…
– Верно, самолет на целые сутки задержался… – изумляется Сергей Андреевич. – Ну?
– Что ну?
– Ты попросила Хароныча меня позвать…
– А как же он мог тебя позвать, если ты не приехал… – Варя потускнела (по-видимому, Сергей Андреевич не мог скрыть своей частичной успокоенности) и добавила сухо: – А я здесь ждала.
– Вот ведь… Как все у человека сразу, – жаловался Сергей Андреевич несколько механически. – Никогда по одному, а все – сразу. И то, и другое, и третье – лавина. И что-нибудь еще – сверху, по черепу. Невозможная жизнь…
– Ты что, не ожидал, что от этого дети бывают? Я лет с пяти об этом знала…
– Варенька, зачем ты так говоришь!.. Я же тебя очень люблю… – говорит он неубедительно. – Ну как ты не понимаешь… Бывают такие ситуации, когда… ну, когда просто ничто не умещается в жизнь, она трещит по швам… и трудно даже упрекнуть кого-нибудь – никто не виноват, – но все невозможно… Именно сейчас, только сейчас невозможно…
– Что ж тут такого невероятного? Это во все времена не новость, – криво усмехается Варя.
– Да ты пойми…
– Я поняла.
– Нет, ты не поняла! – восклицает Сергей Андреевич со страстностью. – Это не такой разговор. Мы должны серьезно поговорить. Я тут ни при чем – ты решаешь. Ты умная девочка, взрослый человек… Ну, не могу же я сразу тут все на причале решить! – возмущается он. – Я еще маму не видел, дядю Ваню… Не одни же мы с тобой на свете! Я не на полчаса приехал. Я для этого приехал! Как ты не понимаешь! Для тебя. – Он с силой привлекает ее к себе – она безучастная, как бы ватная. – Варя! Очнись! Ну, Варька же!.. – опускает руки.
Варя словно бы удалилась, погаснув. Он смотрит на нее со стороны: отрешенная от него, она снова для него привлекательна.
– Ну, Варя! Варя… – лепечет он, обнимая ее и с чувством целуя бесчувственную. – Мы же еще и не встретились. Мы еще поговорим. Обязательно. У нас все впереди… Ты приедешь сегодня?
